– Так и понять, что заранее никогда не известно, то ли как сыр по маслу катить будешь, то ли на колдобинах подвеску убьешь.

– А от чего это зависит? – снова поинтересовался Жора, догоняя быстро шагающего водителя.

– От человека зависит, что ему судьба уготовит. Бывает, видно, человек хороший, а дорога ему выпадает трудная. А бывает наоборот.

Так обычно и бывает, мысленно согласился Жора.

– И многих вы, Федор Лукич, в Заповедник доставили?

– Доставляет Почта России, а я до лесничества довожу, – уточнил водитель. – Не считал.

Вдалеке послышались глухие раскаты грома – будто наверху, над навесным потолком из серых, дымящих туч кто-то двигал мебель.

Жора не мог вспомнить, в какой момент они съехали с федеральной трассы М-8 на проселочную дорогу. Быть может, и вообще не съезжали, просто дорога на Архангельск вдруг сама неожиданно размокла и изгадилась. После того как зарядил дождь, езда по ней стала напоминать сильно замедленное катание по бобслейному желобу. Пазик закидывало на обочину, с которой он снова скатывался вниз, чтобы занестись на противоположную сторону. Автобус сильно раскачивало. Судя по тому, как размашисто водило его корму, вскоре они должны были неминуемо застрять. Почти ничего не было видно. Фары выхватывали из темноты лишь небольшой косматый клочок земли перед колесами, на котором вздымалась гребнями жирная вековечная грязь. Оставалось удивляться, каким образом Федор Лукич все еще ориентировался в пространстве. Он выглядел предельно сосредоточенным. Заметив, что Пеликанов внимательно наблюдает за ним, он сказал, что главное – держать нос на волну. Жора не понял, имело ли его замечание какой-то буквальный смысл или Федор Лукич выражался метафорически.

Наконец, наддав из последних сил, пазик снова оказался на асфальте. Пеликанов это почувствовал по стихшей качке. Дождь тоже, кажется, стих и барабанил теперь по крыше не так истово.

– Я уж думал, застрянем, – признался Жора.

– Застрять – что. Хуже, если бы перевернулись.

– И как вы дорогу находите! – восхитился Пеликанов, пребывая под впечатлением от их решающего рывка.

– Да ничего я не нахожу, просто еду вперед и еду, а она сама под колеса подстилается.

Еще примерно через час под колесами зашуршал щебень. Один камень отскочил и звонко ударил по днищу.

– Это что? – спросил Жора.

– Это тебе лучше знать, – неожиданно ответил Федор Лукич. – Чуть радиатор мне не пробил.

– Я? – удивился Пеликанов.

– Неопределенная дорога, она вроде фронтовой. Какой ее помнишь, такой она и становится, – загадочно изрек Федор Лукич.

Пеликанов сообразил, что это снова были его воспоминания. Речи водителя теперь не казались ему столь безумными и странными. Если так, то определенный смысл в них был. Вскоре Жора вспомнил, откуда взялся этот опасный шуршащий щебень, вылетающий из-под колес пазика. Он находился за многие тысячи километров отсюда, далеко на востоке – там, где в Тихом океане дрейфовал остров Сахалин.

– Воспоминания – ладно. У некоторых воображение разыгрывается, тогда такое начинается, только держись, – качнув головой, усмехнулся Федор Лукич.

Пеликанову стало даже неловко за то, что он мелко торговался с Федором Лукичом на вокзале. Если так разобраться, работенка у него была каторжная, не позавидуешь. Мало ли чего кому вспомнится, а хуже того, привидится. Чтобы спокойно, без происшествий добраться до Заповедника, Жора решил вообще ни о чем не думать. Для этого он стал вести счет дыханию, и сам не заметил, как уснул.

Когда он проснулся, вокруг было светло и тихо. Воздух казался прозрачным. Автобус безмолвствовал на небольшой лесной полянке, в окружении высоченных бактерицидных сосен. Издалека доносился мягкий, успокаивающий шум небольшой горной речки. Судя по освещению, было раннее утро. В автобусе, кроме него, никого не было. Пришлось выбираться наружу через водительскую дверь, перемахнув через мотор.