‒ Здравствуйте, меня зовут Маша, ‒ вежливо отозвалась я, но больше ничего сказать не успела.

Мне в глаза ударил белесый дым. Его было так много, словно кто-то бросил мне под ноги дымовую шашку. Я закашлялась, голова закружилась мгновенно. Появилось чувство родом из детства, будто меня закрутило на карусели и протащило.

Пожалуй, в последний раз нечто похожее я испытала на первом курсе, когда мы впервые вырвались из-под опеки приемной мамы и налакались на культурном мероприятии в честь поступления. Я тогда полночи в обнимку с тазиком провела, а Машка уснула прямо в туалете на коврике, в качестве одеяла использовав полотенце.

И если в тот раз я какой-то дряни напилась, то в этот однозначно надышалась. До галлюцинаций! Прежде чем я очнулась в подвале в центре пентаграммы, мне привиделся цветущий яблоневый сад, растущий прямо на камнях. Под раскидистыми словно белоснежными ветками сидела чернявая девочка лет семи и гадала на лепестках на любовь.

‒ Не полюбит, ‒ произнесла она, оторвав последний, а я…

А я услышала голос красавчика и наконец разлепила веки, обнаружив себя посреди мрачного подвала.

И вот я тут.

Вновь заняв сидячее положение перед зеркалом, я отказывалась признавать себя сумасшедшей. Но посмотрев на свое отражение, задала самый логичный в такой ситуации вопрос:

‒ Машка, ты здесь?

Ответа от себя я не дождалась ни через пятнадцать минут, ни через полчаса. Мое отражение в зеркале было самым обыкновенным, кроме того, что принадлежало не мне. Я словно пыталась вызволить невидимую взгляду Алису из Зазеркалья, чувствуя себя при этом героиней абсурдного спектакля, за которой исподтишка наблюдали встревоженные санитары.

‒ А хочешь, я со своей зарплаты специально для Толика хлеб покупать буду, а? ‒ спрашивала я, подлизываясь. ‒ Ты хоть намекни, глазом там подмигни, что ты в заложниках. Вот как мне понять, что ты там?

Никак. И это не Машка мне ответила. Это я сама себе мысленно ответила, устав разговаривать с зеркалом. Почти каждый сантиметр этого тела принадлежал моей подруге, это были ее изящные черты лица, ее мягкий взгляд, ее пальцы пианистки, так и не окончившей музыкальную школу.

Но в этом знакомом до боли теле сейчас сидела моя душа. Как так получилось, я разумом объяснить не могла. Логике происходящее не поддавалось, а потому мой математический склад ума буксовал.

И как она теперь без меня?

А я без нее?

Говорят, дети плохо помнят первые годы своей жизни, но я отчетливо помнила тот день, когда тетя Дина забрала нас с Машкой из детского дома. Она хотела взять только ее: подруге тогда было три, а мне уже исполнилось четыре, но мелкая вцепилась в меня мертвой хваткой и при любой попытке разъединить нас орала как раненый медведь.

Пришлось тете и меня с собой забирать. Причем на тот момент у нее уже имелось двое своих детей. Мальчишки-погодки как раз были моего возраста, а где трое, там и для четвертой место нашлось.

Тем более что дочку тетя Дина хотела сильно. Но Бог не дал, после второго парня забрав саму возможность иметь еще детей. Да только тетка не растерялась. Два раза в неделю она приходила в детский дом для проведения занятий по коррекции речевых нарушений и там присмотрела Машку.

Имея официальную зарплату, трехкомнатную квартиру в собственности и замечательного понимающего мужа, тетя Дина прошла обучение и оформила на нас патронат. С тех пор мы с Машкой не расставались. Ходили в один класс, гуляли с одними и теми же ребятами и даже в институте учились вместе.

Так как же я оказалась в ее теле? Или не в ее? Брюнет называл меня именем Татия, а себя вообще моим мужем, так что…