Ее первой мыслью было – дождаться ночи, но могло случиться так, что за ней пришли бы уже вечером.

Итак, бежать следовало срочно.

Куда? В Марсель, конечно же!

В Марсель, где послезавтра ее будут ждать и где она сядет на корабль, идущий в Китай, – единственное место на земле, где у нее еще могло быть будущее.

Еще раз, но уже под совсем другим углом зрения, она перечитала письмо, так напугавшее ее накануне, которое теперь излучало надежду.

Возвратиться назад!

Увидеть свою дорогую отчизну, своих бывших друзей, вымолить прощение у Цзы Хи, а затем спокойно жить возле этого источника мудрости, может быть, немного скучновато, но зато безмятежно! Потому что она, конечно же, не намерена была отдавать сыну принца Кунга свою руку, еще хранившую теплое воспоминание о руках Эдуара. Все, чего она хотела бы, – это чтобы ей позволили мирно доживать во вдовстве.

Как было бы хорошо снова увидеть красные стены Запретного Города и его великолепные сады! Как ей стало известно, они не пострадали от ярости победоносных союзных войск после окончания осады иностранных дипломатических миссий. И раз уж у нее не было возможности отдать последние почести телу ее горячо любимого мужа, она решила не оставаться в доме больше ни на час…

Закончив обед, она приступила к сборам.

С собой она решила взять дорожную сумку, достаточно большую, чтобы положить туда немного белья и предметов первой необходимости, но в то же самое время такую, чтобы ее легко можно было скрыть за широкими складками просторной бархатной накидки темно-красного цвета, подбитой мехом чернобурой лисицы, гармонировавшей с обшитым сутажом платьем из красного и черного шелка. Было бы верхом глупости вновь одеваться в то же, что было на ней в момент ограбления музея!

В багаж она положила застежку императора, свои собственные драгоценности и значительную сумму денег, которую перед отъездом оставил ей Эдуар, всегда стремившийся ее побаловать. Сумма в золоте и банкнотах выходила солидной, на нее можно было прожить достаточно долгое время и после прибытия в Китай.

Наконец, она взяла с собой подаренную мужем нефритовую статуэтку Куан Йин[9], которой она тайно поклонялась из-за недостатка христианского образования. Это была единственная вещь, которую она на самом деле хотела взять с собой. Все остальное (даже личные вещи) никогда ей, по сути, и не принадлежало.

Она закрыла сумку, поставила ее в платяной шкаф вместе с накидкой, перчатками, муфтой, шляпой и плотной вуалью, которые она хотела взять с собой, обулась, надела выбранное платье, а сверху набросила большой пеньюар из японского шелка. Затем огляделась вокруг, ища орудие, которое помогло бы ей проложить дорогу. Требовалось нечто тяжелое, большое, но не слишком твердое, ибо ей ни в коем случае не хотелось убивать полицейского, который был с ней так любезен. У него и так появится масса неприятностей, если ее побег удастся!..

Она сразу же отвергла чугунную кочергу и остановила выбор на вешалке для шляп из покрытого лаком красного дерева, которую и поставила в пределах досягаемости руки…

После этого она разлила немного воды под батареей центрального отопления и вышла в коридор. Длинные ноги полицейского, читавшего в прихожей газету, перегораживали ей выход. Она направилась к нему.

– Не могли бы вы взглянуть? Мне кажется, что в комнате протекает батарея, – пожаловалась она.

Он тут же отложил в сторону свой «Пти Паризьен» и встал:

– К вашим услугам, мадам!

В комнате она показала ему место предполагаемой утечки, и он, естественно, присел, чтобы просунуть пальцы под чугунные секции батареи. Орхидея схватила свое импровизированное оружие, мысленно попросила прощения у этого славного человека, а затем точным движением нанесла ему сильный удар по голове.