— Это я вижу, — откликнулась она, наградив улыбающимся взглядом, — у меня другой вопрос.

Мама поднялась с кровати и проследовала к окну, чтобы отдернуть шторы, да приоткрыть фрамугу, впустив в спальню свежий воздух.

— Почему здесь, а не на Кутузовской? Как спрашивал вчера?

— Разве я о ней спрашивал? — Я повернулся на левый бок и, естественно, не обнаружил там никого. — Мне было ближе до Владыкино.

Сев в кровати, я потянулся к брошенной на стул одежде, взял туго связанный комок и повертел его, не понимая, что не так.

— И как тебе спалось, милый?

В голосе матери слышалось веселье.

— Отлично.

Я развязывал вещи, мечтая одеться и костеря на чем свет стоит рукодельницу, сделавшую это.

Она была затейницей не только в кровати.

Очень хотелось знать, куда делась девушка-космос, чтобы найти ее после того, как закончится все это.

— Никто не помешал тебе?

— Никто, — бросил я, поднимаясь. — Помогали в основном.

— Правда? — переспросила она, но едва ли не пела от радости.

— Правда-правда, — подтвердил я, накинув несвежую рубашку. — Сейчас вернусь.

— Наконец-то! — крикнула она мне в след. — Давно пора, Андрей!

Я отправился в ванную, чтобы умыться, оказавшись в ней, понял, что испытал разочарование, не обнаружив там никого.

Надеяться на детский сад, то есть на то, что девушка прячется в ней, было глупо. Она ушла, не оставив ничего кроме «послания» и слабого запаха тропических духов.

Но я ждал, что она оставит хоть какое-то послание, признание, обещание.

— Так что же? — спросила родительница, когда я появился на кухне.

Она разогревала остывшую пиццу, к которой я не притронулся накануне. Есть одному, как обычно, не хотелось, а вот спать и прижимать к себе податливое нежно тело – очень даже.

— Решился?

Я дернул плечом, присаживаясь за стол.

— Можешь рассказать, что способствовало этому?

У мамы был счастливый вид. И немудрено.

Она презирала Линку с первого дня ее появления в моей жизни. Презирала, терпела и ждала, когда меня отпустит, потому что вмешиваться с ее стороны было бесполезно. Сама научила так и не могла же она идти против себя?

— Одна кровать... тепло и невероятно притягательный аромат.

Я не назвал последние две причины, а только подумал о них, повертев в руках стакан с холодным кофе. Надо было разбудить ее, а еще лучше не дать уснуть, заставив продержаться до утра.

— Я не об этом.

— А я об этом, — сказал, подняв взгляд на мать. — Как зовут девушку, которую ты оставила здесь до утра?

Сияющий вид Варвары Никоновны Кагановской немного померк.

— А она не представилась? — съехидничала она, ставя передо мной тарелку. — Что тебе до нее?

Я еще не знал, что мне нужно от девушки со звездным именем. Просто меня еще не отпускали ощущения ночи и не закрытый гештальт – хотелось сравнить, как будет утром, выпить с ней кофе и узнать, что она за человек на ясную голову. Развеять, так сказать, вселившийся в голову морок.

А он был незабываем, черт ее побери!

— Она ведь замужем, — напомнила мама, скривив губы.

— Я тоже женат.

— Но ты собрался разводиться, так?

Я не сказал ей этого, но все было понятно из факта случившегося.

Помнит, что я сказал ей года два или три тому назад, когда в сердцах просила вспомнить, что есть другие женщины. Я обещал тогда, что вспомню о них, когда разведусь со своей супругой.

— Так как?

— Андромеда, — выдала мать, нехотя. — Андрей, я прошу тебя не бросаться от одной лярвы к другой.

Она и отец гордились тем, как воспитали меня.

Я же воспринимал это как данность.

Глядя на родителей с их крепкой и нежной любовью, хотелось, чтобы так было и у меня, верилось, что иначе и быть не может. Должна была быть любящая красавица жена, крепкая семья, детишки и дом полная чаша.