– Со мной все хорошо, – прошептала Энни и крепче прижалась к отцу.

«Они почти не похожи», – невольно отметила я, зацепившись взглядом за медовую косу дракошки.

Чуть вьющиеся темные волосы Харелта были пострижены короче, чем принято у людей. Правильные черты лица, уверенная линия подбородка и карие глаза – мы с ним были как будто одной породы.

«Что за глупости в голову лезут», – ругнулась я сама на себя.

Растерев замерзшие ладони, подошла ближе к дракону в ожидании, когда он уже начнет нас спасать. После такой траты крови и магии хотелось есть, спать и жаловаться на жизнь кому-нибудь понимающему. Нонне Шавье, например, или Рифасу.

Дракон же, коснувшись губами макушки дочери, опустился передо мной на одно колено и, взрезав заклятьем левую ладонь, весомо проронил:

– Леди Фредерика Альтиния Дьерран, я, Харелт Ферран Фойртелерн, Хранитель Севера, Привратник Морского Разлома, признаю перед вами долг крови и жизни.

Энни ахнула:

– Папа!

– Птичка, прости меня, – он поднялся на ноги и подхватил дочь на руки, – мой недосмотр привел тебя сюда.

– Со мной все хорошо, говорю же, – пропыхтела Энни.

– На нее напали, – я нахмурилась, понимая, что дракошка смолчит, не расскажет отцу о случившемся, – на крыльях были глубокие борозды, как от когтей. Моя кровь вроде бы заживила раны, но я не уверена. Энни очень быстро превратилась в человека. Еще мне кажется, что я заметила побледневшие участки на коже крыльев, это может быть обморожением.

– Добровольно отданная кровь, превратившаяся в колдовской туман, исцеляет все раны. – Дракон бросил на меня долгий нечитаемый взгляд. – Полагаю, вы – Предназначенная?

– Я, как бы так сказать, ее часть, – смутилась я. – Там все сложно, всеблагой нон Арринтир ничего не сказал толком. Мы спешим к храму, потому что осталось мало времени. Но до какого момента мало времени – непонятно.

– Храм не любит расставаться со своими тайнами, – кивнул Харелт. – Прошу, следуйте рядом с нами.

Дракон повел рукой, и перед нами соткался изящный ажурный мостик.

– Здесь опасно, вы чудом не угодили в червоточину. В этих горах нельзя доверять ни снегу, ни скалам, – проговорил дракон.

– Червоточину? – Я сощурилась. – О чем вы? Мне говорили, что эти горы безопасны.

– Совсем или в определенное время? – Дракон первым ступил на мостик и поманил меня за собой.

– Я не помню, – честно сказала я. – Может быть, в другое время и вспомнила бы, но...

У меня болели руки. Глубокие неровные царапины подкусывал мороз, и ощущалось это на редкость отвратительно. Еще и голова кружилась от подступающего магического истощения. В общем, до воспоминаний ли в такой момент?

– Вы позволите исцелить ваши руки? – Харелт поставил Энни на златотканный мостик и протянул мне обе ладони. – Я не причиню вреда, клянусь.

– Вы уже клялись, – осторожно ответила я, не спеша давать ему свои израненные руки. – А почему вы спрашиваете? По какой причине я могу отказаться от исцеления?

– У драконов не принято принимать целительскую помощь от не-целителей, – легко объяснил Харелт, – если это не колдовской туман, порожденный добровольно отданной кровью.

– Я не дракон, и таких причуд у меня нет.

Мои перчатки были давно потеряны, и потому Харелт смог по полной насладиться шрамом на моей руке.

– У вашей сестры такой же рисунок? – задумчиво спросил дракон и погладил шрам большим пальцем.

Приглушенно охнув, я попыталась отнять ладонь, но дракон не позволил. И жар, зародившийся от этого нехитрого жеста, пробежал по моим венам, задел сердце и затеплил щеки.

– Д-да, милорд Фойртелерн. – Я не сразу вспомнила, о чем он меня спрашивал.