— Матюша, — сообщает сын и машет ей ручкой. — Привет, тетя Ила. 

Он еще не выговаривает звук «р», поэтому звучит забавно. 

​​​С облегчением понимаю, что качество связи просто ужасное, и на экране ноута Матвейку не узнать, а уж тем более н разглядеть в нем черты Беркутова.  
Они болтают пару минут, но как нельзя кстати появляется бабуля и быстренько выводит его из кадра от греха подальше. 

Но, признаться, я успеваю стрессануть. 

— Как у вас там дела? — бабушке хочется подробностей о состоянии Иры.  

— Все хорошо. Ира хотя бы перестала напоминать привидение. Румянец появился, улыбка.  Видишь? — глажу сестру по сухим волосам. С тоской отмечаю, что раньше они были гуще и крепче. 

— Хоть бы все получилось, — подводит итог Бабуля. А я лишь растеряно киваю. 

Как же себя убедить в необходимости такой жертвы?  

Впервые я имею возможность полноценно прочувствовать, что сестра не вынесет провала, накануне дня Х. Всё ее видимое спокойствие и уверенность, которые она излучала в последние дни, в том числе при беседе с психологом и психотерапевтом, испаряются без следа.  

Весь вечер Ира места себе не находит Нет, я тоже нервничаю, конечно, но не так. А она опять начинает изводить себя. За ужином не проглотила ни крошки. Только кусала губы, устремив взгляд в одну точку, или грызла ногти, как в детстве.  
Никакие наши уговоры успокоиться не действуют.  
— А если опять не получится? Я не переживу, — повторяет в сотый раз за вечер. 

— Ириш, ну не надо заранее предрекать неудачу.

Но она даже не слышит меня. Повторяет эту фразу снова и снова. 

Обращаю внимание на то, как расстроен подобным поворотом в ее поведении Беркутов. Он ненароком ослабляет свой железный контроль и наружу проступает часть эмоций, что обычно заперты глубоко внутри. 

Возможно впервые я вижу не чудовище, а обычного человека. Он растерян и убит возвращением прежней Иры.  

Однако приоткрывается буквально на минутку, пока не ловит на себе мой взгляд. Тут же чуть заметно качает головой и нацепляет обратно свою непроницаемую маску.  
И вот это настоящее его лицо словно невзначай западает мне в душу, как и сама попытка выдать себя за бесчувственного монстра, которому на все плевать. Зачем он это делает? Почему прикидывается безжалостным роботом? Я не понимаю. Неужели так проще добиваться своего? Вероятно, ответ: да.  

Или я просто придумываю то, чего нет? Вот ведь наивная дура! Очевидно же, что не стоит пытаться его оправдать. 

Да, он заботится о Ире, возможно, еще о ком-то близком. Но все остальные для него — пустое место. В том числе и я. Он даже моим самочувствием не интересуется. Только результатами анализов, и то вскользь. Я лишь необходимый бездушный инкубатор. Как ни неприятно это признавать. 
Ну и плевать! Что я могу изменить? И надо ли оно мне? — задаю себе сразу несколько вопросов и неожиданно понимаю, что не отказалась бы стать для него как минимум человеком, живым, со своими потребностями и желаниями, со своими чувствами, в конце концов. Стать кем-то, о ком он заботится, а не тем, кого пускает в расход, добиваясь своего.  
А как максимум? — вдруг всплывает мысль, и я вздрагиваю. Вилка от неожиданности выпадает из рук. Ира не слышит, поглощенная своими страхами, а Беркутов поднимает свои серебристые глаза.
Черт. Какие же они красивые, когда там внутри не лед. В душе что-то переворачивается. И я быстро отвожу взор.  
Лерка! Совсем с ума сошла? Разве можно даже мысль такую допускать по отношению к нему? Никогда не смей этого делать! Странное чувство, шевельнувшееся сейчас в груди после долгой спячки, может просто-напросто тебя уничтожить.