Что?! Да он охренел!

— В те же самые сроки. Может, чуть раньше, — похоже, Андрей Викторович слишком верит в рассудительность друга, раз спокойно отвечает на столь каверзный вопрос. А вот я уже очень сомневаюсь.

Беркутов прощается с ним и хватает меня за руку. Тащит за собой не давая возможности вырваться.

Впихивает в машину и садится за руль.

— Сейчас едем домой, но Ире ты не рассказываешь о результатах. Поняла? Дай мне время что-то предпринять. Возможно, я воспользуюсь рекомендацией Андрея и подыщу психолога нормального, чтоб она смогла легче пережить разочарование. Но не сейчас.

Разумно. Зря я распереживалась. Он вовсе не думал о плохом.

— Но мы рано или поздно должны ей правду рассказать.

Не отвечает, опять заставляя сомнения кружиться в голове. Въезжаем за ворота их дома.

— Где Ирина Игоревна? — спрашивает у охранника. Тот указывает на сад.

Хватает меня за руку и тащит в дом. Подводит к закрытым раздвижным дверям во всю стену, откуда отлично видно сестру. Она сидит к нам вполоборота и что-то рисует, установив холст на мольберт. Да, сестра это любит.

Беркутов встает позади и берет меня за плечи.

— Посмотри на рисунок, — произносит тихо, а его дыхание касается моего затылка, вызывая мурашки. С трудом концентрируюсь на холсте. Да это ребенок! Точнее маленькая русоволосая девочка. — А теперь посмотри на лицо Иры.

Вот зачем он это делает? Я никогда не видела ее такой одухотворённой, такой спокойной и счастливой. Сердце сжимается от тоски.

— Что...

— А теперь иди и скажи ей, что процедура прошла неудачно. Иди. Я разрешаю. Давай же. — Закрываю глаза, понимая, что не могу. — Ну!

— Не надо, прошу...

Рыдания сжимают горло.

— Как это не надо? Ты же сама настаивала. Иди и обрадуй ее. Скажи, что ее последняя попытка провалилась. Что у нее больше нет ни единого шанса стать матерью. Идешь?

Отворачиваюсь и закрываю лицо руками. Не могу. Никак. Язык не повернется.

Слышу, как сзади хлопает дверь. Ушел, оставив меня наедине с этой болью.

Я порываюсь все же попробовать, решительно делаю шаг к двери и тянусь к ручке. Но опять натыкаюсь на рисунок. Эта девочка там похожа на меня в детстве. Такая же хорошенькая. И глаза большие синие. А Ира так улыбается, завершая портрет, что я понимаю — не скажу ей правды. Пусть у Беркутова будет время что-нибудь предпринять.

Возвращается через пять минут. По моему лицу и молчанию все понимает.

— Скажем, что все в порядке, доктор рекомендовал вернуться к морю. У тебя сейчас сложный период.

— А если она захочет поехать со мной?

Ой, я не должна была произносить это вслух.

— Я не против. Почему нет? Отдохнете.

Ну да, конечно, он не против. А я? А Матвейка?

Выходим вместе к Ире. Я беззвучно молюсь, чтобы Ире не пришло это в голову. Или чтобы Беркутов не подкинул ей эту идею. Ума не приложу, что делать тогда.

Сестра радостно подпрыгивает и объясняет, что увлекшись картиной, даже не заметила нашего появления.

И наконец, как в тумане слушаю ложь Беркутова, как в тумане повторяю его слова, тем самым становясь соучастником преступления.

— Ты можешь поехать с Валерией к вашей бабушке, — все-таки произносит он страшную фразу, и я задерживаю дыхание.

Ира заламывает руки и произносит, извиняясь:

— Лер, прости, но я не могу. Мне с утра позвонил Валентин Федорович из клиники, где я делала МРТ. Предложил пройти углубленное обследование, я не смогу поехать с тобой.

Такого облегчения я ещё никогда не испытывала. Аж поплохело от напряжения.

— Хорошо, но как закончишь, приезжай, — произношу автоматически.

— Все будет зависеть от результатов, — отзывается сестра.