– О Боже, гиены атакуют, – Лика поджимает губы и быстро опрокидывает в себя остаток шампанского. – Это мой третий бокал, чтобы вы понимали. Алкоголь – это единственное средство, которое позволяет мне пережить эти ужасные светские вечера.

Я смотрю на нее и вспоминаю о том, что много лет назад Лика сбежала со своей свадьбы и многие люди в наших кругах говорили про нее гадости. Даже моя мать как-то назвала ее беспринципной шлюхой.

– Слухи все еще ходят? – тихо спросила я.

– Еще как, – говорит она, выхватывая очередной бокал шампанского у официанта. – Не то чтобы меня это задевало, я никогда не была частью этого общества.

– Лика, милая моя, здравствуй, – щебечет одна из подошедших женщин и обнимает Лику. Сестра моего мужа натягивает улыбку, хотя она больше похоже на гримасу. – Ты как всегда прекрасна.

– Взаимно.

Женщины погружаются в разговор, а я в свои размышления. Должно быть, Лике приходилось тяжелее, чем мне. После ее побега все думали, что она переспала с половиной Европы, называли ее “шлюхой”, но благодаря авторитету Артура люди прекратили говорить о ней вслух. Но стоило всем этим светским львицам отойти в сторону от нее, как они начинали осыпать ее обзывательствами и окунать в грязь.

Лика была хорошей девушкой, свободной духом, восставшей против того, что от нее ожидали, и ей всегда было плевать на свою аристократическую кровь. Состояние, имя и связи ее семьи были у нее на кончике пальцев, но она никогда ими не пользовалась. Раз уж на то пошло, она ненавидела прогнившее светское общество, грязные деньги отца и незаконно полученные статусы.

Именно поэтому я всегда буду на ее стороне.

– О, это, должно быть, вторая жена Клима, – раздался женский голос, который вырвал меня из раздумий. На меня уставилось множество женских глаз. Кто-то смотрел враждебно, кто-то оценивающе, кто-то просто с любопытством.

– Здравствуйте.

– Разве сюда пускают несовершеннолетних? – сказал кто-то еще.

Раздался приглушенный смех. Господи, это место дышало завистью и грехом.

– Она, должно быть, даже не знает, что такое этикет.

– Говорят, что Клим женился на ней из жалости.

Они серьезно? Все эти женщины знают, что я, черт возьми, нахожусь прямо перед ними?

Я замечаю, как лицо Лики начинает покрываться багровыми пятнами и она находится на грани от того, чтобы воткнуть каблук в глаз одной из женщин. Ева хватает ее за руку, когда Лика дергается.

– Я училась на факультет контрабаса и виолончели в Лондонской школе искусств, – мой голос ровный и спокойный вопреки бушующему внутри урагану.

Едкий шепотом затихает и все смотрят на меня.

– Если вы, конечно, знаете, что такое контрабас…

Одна из женщин раскрывает рот, начиная что-то мямлить себе под нос.

– О, вы хотите поделиться своим образованием? – я смеряю ее холодным взглядом. – Говорите громче, я вас не слышу.

Конечно, никто из них не может похвастаться своим образованием. Единственное, что могут делать эти женщины – это рожать детей и согревать постель своего мужа.

Ева довольно хмыкает, а Лика расслабляет свои плечи.

– Я покажу вам, что такое настоящее искусство, если позволите.

Я хватаю подол своего платья и быстро разворачиваюсь на каблуках.

– Это моя девочка, – говорит Лика мне в след, после чего раздается женское аханье.

Я сажусь на банкетку и открываю крышку белого фортепиано, который стоит посреди зала. Закрыв на мгновение глаза, я задерживаю дыхание и опускаю пальцы на клавиши, пытаясь вспомнить все, чему меня учили в школе искусств. Я не очень люблю фортепиано, мне по душе виолончель, но этот инструмент – единственное оружие в этом зале, чтобы заткнуть всех сквернословных сук.