– Да не надо никакого алиби, просто не топи его, не говори о нем плохо… Скажи, что он хороший семьянин, тем более что это правда. Он вчера заезжал домой после работы?

– Да откуда мне знать? Меня же дома не было, дети оставались с няней…

– Боюсь, что и тебе тоже понадобится алиби.

– Что-о-о? Боря, что ты такое говоришь?

– Хорошо, если твои подруги подтвердят, что ты была целый день с ними.

– Постой, а когда ее убили-то? Эту женщину, и как?

– Ночью. Шарахнули головой о выступ мраморного стола.

– Но это точно не Леша… Постой, ты сказал, что мне тоже понадобится алиби. Но я ночью-то была дома. И няня может это подтвердить.

– А где был Леша?

– Ты же с ним уже разговаривал! Хочешь сравнить наши показания?

Женя разглядывала Эмму. Невысокая, приятной наружности, волосы едва доходят до плеч, каштановые и блестящие, как шелк. Что она сейчас испытывает? Шок? Или беременность придала ей сил, и она взяла себя в руки и способна здраво рассуждать? Скорее второе.

– Не было его дома, вот что я тебе скажу, понятно? Он сказал, что задержится на работе. Он всегда так говорит.

– Понимаешь, ты, Эмма, обманутая жена, – Бориса было почти не слышно, – и у тебя был мотив.

– Борис, я тебя сейчас убью! – вскипела Эмма. – Ты спятил, что ли? Да кто будет меня подозревать? Это же бред! Я вообще о ней ничего не знала. Вернее, подозревала, что у него кто-то есть, но кто конкретно, не знала. И меня вообще все устраивало. Он хорошо зарабатывал, мы с детьми ни в чем не нуждались, и дома было спокойно. Да вся моя жизнь в детях! И когда я думала о том, что у Леши кто-то есть, вот поверь, мое самолюбие нисколько не страдало. Мы с ним давно уже жили как друзья, как родные люди. Но не как супруги, ты понимаешь, что я имею в виду. Повторяю, меня все устраивало!

– Так многие говорят, – вздохнул Борис. – Но об алиби позаботься.

– Говорю же, я ночью была дома, это няня может подтвердить!

Борис так посмотрел на нее, что она не выдержала, отвела взгляд. Женя поняла – Борис ей не поверил. А вот своему другу Хованскому, судя по всему, поверил.

Они вышли из комнаты, Ребров представился Эмме и сказал, что ей надо проехать с ним в Следственный комитет. Эмма взглянула на Бориса, как на врага, но тот только развел руками: надо так надо, ничего не поделаешь.

– А здесь что, нельзя меня допросить?

– Эмма, поезжай. Все будет нормально.

– Борис, а разве ты не поедешь со мной? Ты не мой адвокат?

– Я адвокат твоего мужа. Но если хочешь, пришлю тебе кого-нибудь из своих коллег.

– Ты свинья, Боря, – сказала, как сплюнула, Эмма Хованская и вышла из квартиры в сопровождении Реброва и Журавлева.

Женю от этого оскорбления покоробило. Что она себе позволяет? Это что у них за отношения такие, что она может вот так запросто, причем в присутствии жены, назвать его свиньей? И вообще, почему они на «ты»? А что, если они были любовниками? Женя поняла бы еще такое панибратство, если бы чета Хованских бывала в их доме, если бы они были друзьями. Но ведь даже Наташа, никогда не отличавшаяся хорошими манерами и по природе своей хамоватая и даже местами вульгарная, проживая в одном доме с братьями Бронниковыми и являясь женой одного из них, никогда не позволяла себе обращаться к Борису иначе как на «вы».

Они точно любовники. Если бы она была женой просто приятеля Бориса, именно приятеля, знакомого, а не друга, то Борис мог бы ее и осадить. Но он вообще никак не отреагировал на это оскорбление, проглотил, провожая ее взглядом.

Следом, погруженная в свои мысли, вышла на лестницу и Охромеева, где заговорила с местным участковым.