Обследовала Женя и прикроватные тумбочки. В одной, которой пользовался мужчина, лежали мужские носовые платки, бумажные салфетки, пачка сигарет Winston, зажигалка, презервативы и лубрикант…

В женской тумбочке в нижнем отделении было сложено нижнее белье, в верхнем – помада, салфетки, веер, болеутоляющие таблетки, визитки, крем для рук, кредитная карта и немного наличных.

Женя вдруг представила, что подобную квартиру могли бы снимать и они с Павлом. Интересно, как бы выглядела их спальня? Что положила бы Женя в тумбочку? Или повесила в шкаф? Квартира для свиданий, здесь все должно было быть подчинено сексу.

Память подсунула Жене картинку: содержимое прикроватной тумбочки Бориса – сплошные документы и томик «Судебных речей» Федора Плевако. Очень сексуально, конечно.

Визитку Валентины Троицкой, мастера маникюра, она положила к себе в сумочку. Запомнила наизусть адрес ее личной мастерской. Ясно, что это был жилой дом, потому что номер квартиры был трехзначный. И это Осенний бульвар. Далековато.

Так кто же позвонил в полицию? И почему с телефона убитой? А что, если этот человек не слышал крики женщины, он мог это придумать, чтобы только вызвать полицию? Он мог проходить мимо, увидеть распахнутую дверь, мог услышать стоны умирающей, войти туда и увидеть ее, возможно, уже мертвую. И чтобы не светить свой номер, он взял ее телефон, с помощью ее пальца же разблокировал его и позвонил в полицию. Потом стер отпечатки своих пальцев и ушел с чувством выполненного долга, зная, что его не привлекут даже в качестве свидетеля. Он выполнил свой гражданский долг, сообщил об убийстве, и на этом всё!

Но тогда получается, что это все-таки убийство, а не несчастный случай. Потому что если бы это был несчастный случай, то никаких криков бы не было ну, может, один вскрик… Да и дверь была бы закрыта, поскольку, если предположить, что свидетелем этого несчастного случая был Хованский, он вряд ли бы распахнул дверь и выбросил сумку и телефон своей мертвой любовницы. Хотя в порыве стресса человек способен и не на такие глупости.

Поскорее бы уже Борис поговорил с Хованским. Да и хозяйку сколько еще ждать?

Но Бориса она так и не дождалась. Увидев выходящую из гостиной Людмилу Петровну, Женя, сделав знак Реброву и даже не дождавшись появления Журавлева, сразу же последовала за ней.

– Людмила Петровна, какой ужас… – начала она. – Мне бы с вами поговорить… Очень нужно.

Но хозяйка и не собиралась, оказывается, никуда уходить. Она сначала открыла дверь на кухню, увидела там своего квартиранта, беседующего с кем-то, поняла, что надо ждать, повернулась к Жене и, пробормотав: «Ну что ж, пойдемте тогда сюда, Господи помилуй!» – вошла в спальню.

– Здесь ее, голубушку, значит, и убили? И угораздило же меня купить этот столик! Подумала, что он вечный, вот и купила. Мрамор все-таки! Вот дура! И что теперь с ним делать? Выставлю на «Авито», может, кто и купит за полцены…

– Да я бы и купила… – сказала Женя, чтобы расположить к себе женщину. – Но, поверьте, дело-то не в столике. А если бы вместо него стоял другой столик, деревянный, кто знает, может, и он стал бы причиной смерти… Это уж как судьба распорядится.

Как всегда, она в такие волнительные минуты несла настоящую околесицу. Важно было разговорить Охромееву.

– А вы кто? Кем приходились этой женщине?

– Понимаете, мы познакомились с ней недавно, в больнице лежали в одной палате… Она рассказала, что делает маникюр, дала мне свою визитку, вот. – Женя достала из сумочки и показала хозяйке визитку Троицкой. – Назначила мне встречу сегодня утром здесь, сказала, что мы вместе поедем в ее мастерскую, она же принимает на дому… Приехала, а здесь такое.