– Я о тебе всегда помню, папочка, но хочу создать нечто прекрасное, чтобы ты мною гордился, – искренне заверила Бесс, сопровождая каждое слово легким поцелуем. – Мама часто меня останавливает, и все же стоит нам очутиться в мастерской, мы до того погружаемся в работу, что обо всем забываем. Ну а теперь я побегаю и попою немного, как всякая девочка, – чтобы тебя порадовать.
Отбросив передник, Бесс покинула комнату, и будто бы весь свет ушел с ней.
– Это ты верно заметил. Для своих лет бедняжка слишком погружена в творческие фантазии. Я сама виновата. Мне так близки ее чувства, что я забываю о благоразумии, – вздохнула Эми, осторожно накрывая бюст влажной тканью.
– Замечательно, что природа даровала нам возможность продолжать жить в детях, однако не стоит пренебрегать советом, который мамочка как-то раз дала Мэг: отцы должны участвовать в воспитании сыновей и дочерей ра́вно. Поэтому я стараюсь почаще оставлять Теда с отцом, а Фриц отдает мне Роба – его кроткий нрав идет на благо мне точно так же, как вспышки Теда – его отцу. Вот тебе, Эми, мой совет: пусть Бесс бросит на время куличики и позанимается лучше музыкой с Лори – так и девочка разовьет таланты в нескольких областях, и Лори не станет ревновать.
– Верно-верно! Даниил, истинный Даниил![12] – воскликнул довольный Лори. – Так и знал, что ты за меня вступишься, Джо. Я и правда немного ревную к Эми и хотел бы больше заниматься дочерью. Ну же, любовь моя, отдай мне Бесс на лето, а когда поедем в Рим, я верну ее тебе и высокому искусству. Как по-твоему, честная сделка?
– Согласна, только в перерывах между увлечениями природой и музыкой не забывай, что нашей Бесс хоть и пятнадцать, она взрослее многих сверстниц, и не стоит с ней обращаться, как с ребенком. Она до того мне дорога – будь моя воля, она бы всю жизнь оставалась столь же чистой и прекрасной, как милый ее сердцу мрамор, – с грустью призналась Эми, оглядывая комнату, где провела множество счастливых часов со своей дражайшей дочерью.
– «Всяк играет в свой черед», как говорили мы, когда всем хотелось покататься на Яблоневой Эллен или поносить рыжие сапоги, – бодро напутствовала Джо. – Вот и вы подели́те дочь между собой, а там и станет ясно, кто принесет ей бо́льшую пользу.
– Слушаемся, – отозвались любящие родители, посмеиваясь: фразочка Джо пробудила в них воспоминания о детстве.
– Как я любила прыгать на ветках той старой яблони! Сколько ни каталась потом на настоящих лошадях, все равно не так весело, – призналась Эми, глядя в окно, словно видела за ним милый сердцу старый сад и девочек, увлеченных игрой.
– А уж я сколько дурачилась в тех поношенных сапогах! – рассмеялась Джо. – Они до сих пор стоят у меня дома. Правда, мальчики совсем их износили, но ничего – вот бы еще разок прогуляться по сцене в этих стареньких сапожках!
– А мне дороже всего воспоминания о грелке и колбасе. Вот вышла потеха! Как же давно все это было! – Лори удивленно посмотрел на сестер, не признавая во взрослых женщинах маленькую Эми и бунтарку Джо.
– Не намекай, что мы стареем, милорд! – употребила жена его старое прозвище. – Мы расцвели, только и всего – а наши юные бутончики лишь дополняют прекрасный букет. – Миссис Эми изящно взмахнула юбками из розового муслина – так она, еще маленькой девочкой, красовалась в обновках.
– Не говоря уже о шипах и опавших листьях, – вздохнула Джо, ибо в жизни ей частенько приходилось тяжело; вот и сейчас у нее было много забот в доме и тревог на душе.
– Пойдем, старушка, выпьем чаю и посмотрим заодно, чем занята молодежь. Ты устала, надо тебя «подкрепить вином и освежить яблоками»