Мэг они нашли в летней гостиной – уютной просторной комнате, залитой светом и наполненной шелестом деревьев, что росли в саду за тремя открытыми окнами. На одном конце гостиной располагался вместительный музыкальный зал, а на другом, в глубоком алькове за фиолетовыми занавесями, устроили маленькое домашнее святилище. В него поместили три портрета и поставили в углы два мраморных бюста, а из мебели в этом скромном уголке были только диван и овальный столик с цветочной вазой. Бюсты, выполненные рукой Эми, изображали Джона Брука и Бесс и отличались таким удивительным сходством, что на ум сразу приходило изречение: «Глина воплощает жизнь, гипс – смерть, мрамор же – бессмертие». Справа, на подобающем основателю дома месте, висел портрет господина Лоренса, на чьем лице читалась смесь гордости и великодушия, а весь облик сохранял ту же свежесть и привлекательность, как в тот день, когда джентльмен застал у портрета восхищенную Джо. Напротив висел портрет тетушки Марч, написанный Эми: дама красовалась в величественном тюрбане, необыкновенно пышных рукавах и длинных перчатках, изящно сложенных поверх платья из атласа сливового оттенка. Время смягчило суровость ее черт, а пристальный взгляд симпатичного джентльмена напротив словно вызвал деланную улыбку на губах, с которых вот уже много лет не срывалось резких слов.

На почетном месте, залитый теплым солнечным светом и неизменно украшенный зеленой гирляндой, висел портрет любимой мамочки Марч, с большим искусством нарисованный знаменитым художником: они познакомилась еще в ту пору, когда художник был небогат и безвестен. Портрет обладал необычайным сходством, казалось, что мамочка Марч как живая с улыбкой взирает на дочерей и словно утешает бодрым голосом: «Не печальтесь, я все еще с вами».

Сестры ненадолго остановились, любуясь дорогим лицом с почтением и неизменной тоской, ибо никто не смог занять место их достойной матери. Всего два года назад она покинула их и отправилась познавать новую жизнь и новую любовь, оставив о себе добрую память, что вдохновляла и утешала всех домашних. Она сблизила их и теперь, и Лори с глубоким чувством произнес:

– Пусть моя дочь вырастет такой же, как наша мама, – о большем и просить не смею. Даст Бог, мое желание сбудется, а я для этого постараюсь изо всех сил, ведь всем лучшим в себе я обязан этой святой женщине.

В тот же миг юный голос из музыкального зала начал выводить «Аве Мария» – Бесс невольно отозвалась на молитву отца, ибо всегда покорялась его желаниям. Нежные звуки гимна, который любила петь мамочка Марч, вернули слушателей в действительность после краткого визита в мир ушедших; сестры сели вместе у открытого окна и наслаждались музыкой, а Лори принес всем чаю – его искренняя забота сделала эту маленькую услугу еще приятнее.

В зал вошли Нат с Деми, а следом – Тед с Джози и профессор в сопровождении верного Роба; им всем не терпелось узнать новости о мальчиках. Бодро зазвенели чашки и щипцы для пирожных, и закатное солнце, сумей оно заглянуть в окно, увидело бы в светлой комнате веселую компанию друзей, отдыхающих после трудового дня.

Профессор Баэр уже поседел, но не утратил живости и добродушия, ибо любил свою работу и занимался ею с таким усердием, что весь колледж испытал на себе его благотворное влияние. Роб необычайно походил на отца, только в юной версии, и уже заслужил прозвище «молодого профессора», ведь он обожал учебу и во всем следовал примеру своего достойного родителя.