– Я бы могла с этим смириться, но как быть с тем, что я тебе не доверяю? Сегодня после подписания ты сказал мне кое-что, помнишь?

– Ах, это… Должен извиниться. Это было неуместно. Да и выразился я не верно. Я хотел сказать, что…

– Что же ты хотел сказать?

– Я тебе потом объясню.

– Нет, давай сейчас, – опять ощутила в себе сильное возмущение Хисуи.

– В армии мы, драконы, всё же немного общались с другими солдатами Севера. Так вот у них было принято говорить почти так же в адрес того, у кого-то было что-то восхищающее. Навык это был, умение быстро разводить костры, например, или богатство, красота или просто отличный характер. Так постоянно говорили о Роджере Кардифе и Колине Ханте.

– Как, например? Озвучь, пожалуйста.

– Например: "Я бы ****** Колина Ханта". Всё очень просто.

– Но ты сказал, что всё равно ******* меня. Всё равно!

– Я просто не выспался, потому и сказал именно так. Но я же не подразумевал, что хочу ********** тебя в самом деле?

– Что? Ты… в самом деле не хочешь ******** меня? Ни разу?

– Конечно, я хочу тебя ****** днём и ночью, и даже сейчас. Но в виду нашей несовместимости я отложу это на потом.

– Это как, позволь спросить?

– Я подожду, когда ты заболеешь неизлечимой болезнью и тогда…

– То есть мне нужно будет страдать от болезни, а ты добавишь мне мучений, так?

– Но сначала я подарю тебе счастье, – лучезарно улыбнулся Ксенион.

– Уверен? А если болезнь меня изуродует?

– Я готов ******* даже твой труп.

Хисуи вытаращила глаза, набрала воздуха, чтобы возмутиться и не смогла. Просто возразила:

– Ты не можешь быть таким.

– Ну, может, нет, – подумав немного, медленно проговорил Ксенион.

Гвендолин захихикала:

– Я столько непристойностей давно не слышала. Да ещё от членов расширенного собрания принсипата!..

– Отложила бы книжки ненадолго и вышла прогуляться по Ньону, – сощурил глаза Ксенион. – На улице ты и не такое услышишь, я в этом уверен.

Гвендолин и Ксенион принялись о чём-то спорить, но Хисуи их не слышала – она увидела проплывающие за окном каменные деревья. Совсем рядом. Они выглядели недолговечными – словно бы за мгновение сгорели дотла и серый пепел ещё удерживался на месте, готовый разлететься при малейшем дуновении ветерка. Но никакого оцепления вокруг. И на одном из деревьев кто-то даже умудрился нарисовать чёрной краской значки Лифордского предела.

– А… м… Ксенион, – рассеянно заговорила Хисуи. – Драконы Лифорда… они же приходятся родными дядями первофитам… так?

– Верно.

– Но по Рашингаве, помнится, слияние считается формой канонического брака, да?

– Ты спрашиваешь, считается ли слияние драконов Ли с первофитами инцестом? Да, считается. Канонически это ужасное преступление. По закону перевёртышей убивают либо нарушителей, либо их детей. Однако в той форме, которой они находятся сейчас… их сложновато убить, не так ли?

– Да и детей нет… – шумно выдохнула Хисуи.

– Да, это так невероятно и поразительно!.. – заговорила Гвендолин. – Я читала о таком в книгах. Но это было представлено как легенда…

– Это всё потому, что четыре наших вида почти никогда не жили вместе, на одной планете, – сказал Ксенион, глядя в окно. – Разница слишком велика. Раньше люди и фиты боялись перевёртышей, а перевёртыши не доверяли людям. Крылатые относились к людям как к удивительно умным животным, а фитов не уважали за трусость и их способ ведения боя. В войну так и считалось, что если ты фит, то обязательно невоздержан, труслив, но энергичен, хорош в механике, электронике и растениеводстве. Если крылатый – значит безгрешный, смелый, сильный и безотказный. Если человек – то слабый продажный приспособленец до мозга костей, а если перевёртыш, то наверняка вспыльчив и склонен убить кого-нибудь, что бы тут же, умиротворённо, с чистой совестью умиляться шуршанию опавших листьев.