Только сейчас я заметила, что движется он не прямо на меня, а как бы под углом к тому месту, где я притаилась. А ещё заметила фигурку девушки. Хотя какая там девушка?! Девчушка, что, поскуливая, пятилась от наступающего на неё конюха, была, может, на пару лет старше моего тела.

– Хватит меня дразнить, ложись уже! – выказывая нетерпение, приказал мужик, протягивая руку к жертве.

– Дяденька, миленький, не надо! Пожалей, Святой Богородицы ради! Не за тем я сюда зашла, – горячо умоляла девчонка сквозь слёзы. – Кто же меня порченую потом замуж возьмёт, дяденька!

– Не боись! Найдётся какой-нибудь олух. И хватит уже выть. Говорю, ложись и ноги раздвигай, если не хочешь, чтобы оплеух надавал, – сказав это, конюх рванулся к девочке, схватил за руку и потянул к охапке сена.

Девчонка взвизгнула, но, похоже, ей тут же закрыли рот.

– Не шуми! – приглушённо рычал насильник, пытаясь одной рукой стянуть штаны.

Ждать дальнейшего развития событий я не стала. Вскочила на ноги и, желая помочь несчастной, бросилась в сторону барахтающихся в сене людей. Всё словно в дурном сне происходило. Запомнилась широкая спина, согнувшаяся над отбивающейся девчушкой, мои пугающе пустые руки, которыми я даже оттащить бугая не смогу, и вдруг яростный призыв:

– Возьми меня!

Хотелось быть хоть как-то защищённой, должно быть, от этого я за рукоять кинжала схватилась как за спасательный круг, а что дальше было — не помню. Словно сознание на несколько мгновений померкло. А когда оно вернулось и я поняла, что случилось, то захотелось стать одной из бабушкиных крыс, чтобы забиться подальше, поглубже и забыть увиденное.

Губитель на всю длину был всажен со спины в правый бок насильника, и при этом я слышала, какие неприличные сладострастные звуки издаёт кинжал, наслаждаясь пиршеством. Тело здоровяка уже наполовину усохло и не казалось таким страшным. Девочка, лёжа на боку, свернулась дрожащим клубком и, закусив кулак, тихо плакала. Я так и не поняла, видела она, что её несостоявшийся насильник убит, или нет.

Но как бы там ни было, надо выпроваживать её из конюшни.

– Эй, – осторожно дотронулась я до голой ступни. – Шла бы ты отсюда.

– Куда? – полные слёз глаза уставились на меня.

– Ну, где ты до сегодняшнего дня ночевала?

– На кухне, – с продолжительным всхлипом ответила бедняжка.

– Сюда-то зачем пришла?

– На кухне спать невозможно. Душно, помощник повара храпит, как хряк в свинарнике, от помойных вёдер воняет. Я возьми и пожалуйся за ужином, что не высыпаюсь, вот мне девки что постарше и посоветовали на конюшню сходить, проветриться. Говорят, сено здесь мягкое и душистое, места много и не храпит никто. Я и пришла. А тут он…

Девчонка опять было собралась рыдать, но я её одёрнула:

– Чего слёзы лить, ведь не случилось ничего. Теперь, надеюсь, умнее будешь. Иди на свою кухню и никому не говори, что в денник заходила. До ветру бегала, скажешь, если спросят. Поняла?

– Поняла, – кивнула растрёпанной головой собеседница и вдруг спохватилась: – А ты кто?

– Робин Гуд – защитник сирых и убогих. Только обо мне никому рассказывать нельзя, – ляпнула первое, что на ум пришло, и погрозила девчонке, таращившей на меня глаза, пальцем.

– А этот? – Бедолага покрутила головой в поиске обидчика, но усохший труп лежал за кучей соломы и не был виден с её места.

– Я прогнал его. И тебе пора уходить тоже, – сделав голос построже, напомнила я.

Девчонка кубарем скатилась с охапки сена, куда затащил её конюх, и бросилась на выход. А я со вздохом повернулась к тому, что осталось от насильника.