Видите, он уже и думает как убийца. Он ощущает в своем сердце колдовскую притягательность злодеяния. Хотя никогда не причинил бы зла тому, кто не заслуживает смертной казни. Может, он и плохой парень, но несправедливость ему не свойственна. И он не выродок. Он никогда не станет заурядным убийцей с кистенем в руке, бездумным, ошалевшим от собственной смелости, грязным, промокшим от слез раскаяния. Столь многие умирают совершенно бессмысленной смертью, а в данном случае будут и причина, и порядок, и… да, и справедливость! Одним паразитом в мире станет меньше, и мир чуточку очистится…

Резкий крик снизу вторгается в его фантазии, и он с раздражением замечает, как его охватывает дрожь, вызванная чувством вины. Она почти никогда к нему не заходит. Да и зачем лишний раз подниматься по лестнице, если она прекрасно знает, что ее оклик непременно заставит его спуститься?

– Кто там у тебя? – спрашивает она.

– Никого, ма.

– Я слышала какой-то шум.

– Я просто сижу в Сети.

– Болтаешь со своими воображаемыми друзьями?

Воображаемые друзья. Неплохо сказано, ма!

Ма. Это лепет малыша, это шепот лежачего больного, слабый, с привкусом горячего молока, беспомощный. Такой беспомощный, что ему нестерпимо хочется пронзительно завопить…

– Все равно спускайся. Тебе пора пить напиток.

– Подожди, я скоро.

Смерть. Мать. Какие похожие слова. Матриарх. Матрицид[7]. Паразит. Паррицид. Последнее означает убийство кого-то из близких родственников, а звучит как название химического вещества для избавления от паразитов. И все эти слова окрашены в различные оттенки синего – синего, как то одеяло, которое она подтыкала ему каждый вечер, когда он был маленьким, – и все они пахнут эфиром и горячим молоком…

Ночь, детка. Спи крепко.

Каждый маленький мальчик любит свою маму. И мама тоже очень любит своего мальчика. «Я так сильно тебя люблю, Би-Би, что взяла бы и проглотила». А что, возможно, и проглотила бы; сейчас у него как раз такое чувство, словно его проглотило нечто медлительное и безжалостное, и спастись от этой твари невозможно, она засасывает все глубже и глубже в свою жуткую утробу…

Swallow. По-английски это и «проглотить», и «ласточка». Ласточка – какое синее слово! Улететь на юг, в синий простор небес. И пахнет это слово морем, но у него соленый привкус слез, и оно заставляет его снова вспоминать то синее ведерко и несчастных суетливых морских тварей, пойманных в ловушку и постепенно умирающих на жарком солнце…

Она говорит, что очень им гордится, его работой, его умом, его даром. Дар… По-английски gift. А в немецком это слово означает «яд». Значит, бойтесь немцев, дары приносящих… Бойтесь ласточек, улетающих на юг. На южные острова, на острова его грез, на голубые Азорские и Галапагосские острова, на Таити, на Гавайи…

Гавайи. Прощаййй. Самый южный край той карты, что постоянно у него перед глазами. Страна, пропахшая заморскими специями. Он, правда, никогда там не был, но ему необычайно приятна колыбельная напевность слова «Гавайи», в котором слышится тихий смех, белый песок пляжей, заросшие пальмами берега и голубые небеса с белыми барашками облачков. И аромат плюмерии. И хорошенькие девушки в разноцветных саронгах с цветами в длинных волосах…

Но он-то знает, что ему не суждено полететь на юг. Его мать при всех своих амбициях никогда не имела склонности к путешествиям. Она любит свой маленький мир и свои фантазии – ту безопасную нишу, которую шаг за шагом она высекла в скале пригородной жизни. Она никогда не уедет отсюда, он это отлично понимает; она присосалась к нему, последнему из ее сыновей, точно моллюск, точно паразит…