Схватила со стола экзаменаторов, скептически ухмыляющихся на все мои действия, стакан, налила в него из графина, стоявшего тут же, воды и сбрызнула лицо пациентки. Она что-то забормотала, закашлялась, завертела головой, но глаз не открыла.

Требовалось средство посерьёзнее. Пульс у пациентки был неровным, частым, но наполнения  и напряжения удовлетворительного, значит, сейчас речь о лёгочном кровотечении не шла.

Я оглянулась по сторонам. Гравий, видимо, решив, что я ищу его помощи, сделал лицо стервятника, ожидающего смерти жертвы, но искала я вовсе не его.

Во всех мирах есть такие: краснорожие, красноносые, с дрожью в руках, однако пытающиеся ещё вести образ жизни добропорядочных и ответственных граждан.

Вот и один из них! Я вскочила на ноги и прошла почти в самый конец зрительский трибун.

— Дайте мне вашу флягу! Ту самую, я знаю, у вас есть!

Пышнотелый мужчина оглянулся, словно говорили не о нём, а потом, запинаясь и пряча руки в карманы, произнёс наигранно-бодрым тоном:

— О чём это ты, милая?

Остальные на всякий случай от него отодвинулись.

— О том лекарстве, которые вы носите с собой. Оно мне необходимо. Я верну вам его позже.

Пришлось подсластить пилюлю, иначе этот господин ни за что бы не признался. А так речь о лекарстве, мало ли какое ему надобно?!

Болеть не стыдно, а вот невоздержанное питие не тот подвиг, в котором люди жаждут признаться во всеуслышание. Если речь не шла об обществе анонимных алкоголиков, конечно.

— Ах, это! — протянул красноносый пухлый господин, и его руки задрожали ещё сильнее. Вместо фляги он достал из внутреннего кармана пиджака смятый платок, уронил его на пол и тут же поднял, чтобы в следующий миг вытереть им лоб, на котором выступила испарина. — Даже не знаю, взял ли я с собой. От судорог, знаете ли, помогает.

Ага, от судорог.

— Я вижу, что ваша болезнь иногда мешает вам ходить, заставляя шататься из стороны в сторону, — подбодрила его я, чтобы окончательно оправдать в лице общества. — Давайте же, ей тоже поможет!

В нетерпении я протянула руку и сдвинула брови.

— Да, конечно, — приосанился господин и решительным движением выудил из того же кармана, где лежал платок, серебристую флягу.

Я отвинтила крышку и понюхала содержимое. Почти самогон, то, что нужно. Да ещё на травах настоян. Нашатырный спирт всяко лучше, но за за неимением лучшего и это сойдёт.

Вернувшись к пациентке, которая продолжала лежать на полу и время от времени постанывать, я сначала дала ей понюхать, а потом влила пару капель в рот. Щёки её порозовели, веки чуть дрогнули.

— Кем она работает? — бросила я через плечо, обращаясь к Гравию. Тот сразу ответил:

— Девицей госпожи Афры.

Ну, хоть не в общепите, и то хорошо!

Девушка открыла глаза и умоляющим взглядом посмотрела на меня. Мол не выдавайте, не говорите им.

Несколько секунд я боролась с желанием поддаться жалости, но профессиональный долг взял верх. Она могла и заражала других. Мужчин, которые к ней ходили, а те несли болезнь жёнам и детям. И слугам.

— Она не может больше работать, — громко сказала я. — Но на время обострения её недуга я размещу её в комнату служанки и стану лечить. Разумеется, когда получу лицензию.

Я это сказала не только из жалости, хотя и из-за неё тоже: девица теряла работу и крышу над головой, на улице её ждала ещё более быстрая и жестокая смерть.

Но и потому что мне нужна служанка, это раз, я хотела попытаться хоть как-то заставить болезнь отступить, это два.

И таким образом я как бы обязывала господ-экзаменаторов дать мне лицензию, это три. Никто же не хотел прослыть жестокосердным, когда иное не требовало усилий. Сбагрят заразную девку с глаз долой, а если ещё от неё захворает ведьма, то туда им обеим и дорога.