– Пляшу… – буркнул Олег, спускаясь за Лопатиным. – Пляшу, только незримо. А ты давно в Службе?

– Уже год, но на оперативной работе пока не была. Всё в школе мариновали – то инструктором, то нянькой…

– Народу не хватает, – не поворачивая головы, отозвался Василий Вениаминович. – Вот и в твоей группе: шестьдесят человек прибыло, сорок восемь даже до теста не дотянули, шестеро сегодня завалились напрочь. Из оставшейся пятерки хорошо, если один сгодится. А то вообще вдвоем пыхтеть будете…

Он прошел мимо открытого лифта на первом этаже и по-хозяйски оттянул мизинцем разболтанную дверцу почтового ящика с номером «13». Рекламных листовок оказалось много, но всё же не столько, сколько должны были напихать за полгода.

– Василий Вениаминович, а что с Шороховым? – спросил Олег. – С тем Шороховым, у которого всё-таки есть друзья, родственники?..

– Василий Вениаминович, а что значит «пыхтеть вдвоем»? – опомнилась Ася.

– То и значит. Работать, – ответил Лопатин. – Или тебе в школе не надоело еще? Ты опер, а не старшина… А ты, Шорохов, не волнуйся. Дырки на твоем месте не осталось.

Олег представил, кем можно закрыть эту дырку, и осознал, что никем, кроме него самого. Варианты исключены. Подменить его можно было только таким же Олегом Шороховым – двадцати семи лет от роду, холостым, несудимым, с незаконченным в/о и т. д. С короткой стрижкой. С темными волосами. С большими карими глазами. С вечной небритостью и вечной же виноватой улыбкой – которая, однако, не свидетельствовала ни о чувстве вины, ни о смущении, а лишь отражала его неизменный настрой. Олег давно заподозрил, что всё происходящее происходит будто бы не с ним, и, несмотря на тривиальность этого ощущения, никак не мог его в себе изжить. Да, собственно, и не старался. Вот только таким его и могли подменить или что они там замыслили. С его внешностью, с его привычками и характером… да со всем! С прикусом и походкой. С его предпочтениями в кино и в музыке.

– Кем же вы ее закроете, эту дырку?.. – растерялся Олег. – Где вы возьмете еще одного…

– Я что-то не очень… – вмешалась Ася. – «Пыхтеть» – это понятно. Но почему вдвоем? Опять какая-нибудь вспомогательная служба? Да сколько ж можно?!

– Да уж хватит, – кивнул Лопатин, выходя из подъезда.

На широких ступенях парадного кружился маленький снежный буранчик. Олег поежился и сунул руки в карманы. В левом нашлись пачка «Кента» и зажигалка, но курить он не стал, – рядом у тротуара темнело синее лопатинское «вольво». Начало одиннадцатого, для июля – разгар дня, для декабря – глухая ночь, когда приличным людям на улице делать уже нечего. Приличные сейчас либо пили, либо смотрели телевизор, словом, делали что-то правильное – то, от чего Олег отказался еще в июле.

– Поедем назад, на базу? – спросил он.

– Вряд ли. Я что-то запамятовал, где она находится, – безмятежно произнес Василий Вениаминович.

Шорохов остановился и, зачерпнув в ладонь сухого невесомого снега, приложил его ко лбу. Ася реагировала иначе, но Олегу было ясно, что она тоже не помнит адреса.

– Как говорит старшина Хапин, иногда лучше забыть, чем знать, – сказал Василий Вениаминович.

«Действительно Хапин, – оторопело подумал Олег. – Простая фамилия. Хапин, усатый и пузатый… И как это она у меня выскочила?..»

– Хапин не так говорит, – возразила Ася.

– Может, не так… Я уж и не помню! – Лопатин рассмеялся. – Память не безгранична…

– …и вы периодически кое-что стираете, – добавил Олег. – Мне, в том числе. Без моего ведома.

– Стереть из памяти ничего нельзя, Шорохов. Я же тебе все полгода открыл, вспоминай лекции. Стереть нельзя, но можно заархивировать, если тебя не коробит от таких сравнений. Временно закрыть доступ. А насчет того, что, мол, без ведома, – это ты напрасно.