Он улыбку не глотал. Решил замять неприятный разговор про трёхнедельный секс чрезмерной заботой? Я халат просила!

— Потому что ты не парень в юбке, да? Я, кстати, тоже не ношу розовое, так что футболка чистая, я даже не мерил никогда.

— Подарок?

Он улыбнулся еще шире — во весь акулий оскал.

— Ну да… — не стала я дожидаться его ответа. — Что еще можно подарить мужчине, у которого все есть! Только розовую футболку…

— Как-то так… Однако мне всегда верилось, что у женщин более богатая фантазия. Наверное, мне попадались не те… У Хруслова, думаю, нет розовой футболки.

Я вздрогнула — только пусть не спрашивает, что я подарила Хруслову на День Святого Валентина. С ходу ничего умного не совру ж!

— Одевайся и прекрати дрожать, а то я снова подумаю, что ты мне не доверяешь…

— Отчего же? Раз Хруслов вам меня доверил…

Я больше себе не доверяла. Своему идиотскому желанию проверить себя на наличие всех возможных комплексов. Я скинула полотенце и на секунду осталась перед Давыдовым абсолютно голой. На две секунды — я ждала от него хоть какого-то слова, какой-то реакции, но он продолжал спокойно держать в вытянутых руках футболку. Отлично — значит, вся кровь у него снова в голове.

— Спасибо, — сказала я еще раз и просунула голову в розовый ворот.

Футболка доходила до середины бедра и все… Трусов-то на мне не было.

— А у вас случайно… — я покраснела, точно ведь вспыхнула. Так язык, не подведи. Произнеси: — Семейников нет? Ну, те, которые, как шорты…

У Давыдова снова улыбка расползлась на половину лица.

— Я знаю, что такое семейники. Есть.

И он так выжидающе уставился на меня, даже брови приподнял.

— С резинкой, которую я могла бы затянуть?

— С резинкой, — выдавал он медленно, с чувством какого-то странного возрастного превосходства, которое голой я перестала чувствовать совершенно.

— Советские, что ли? — почти рассмеялась ему в лицо.

И его лицо сделалось серьезным.

— Нет. А что? Семейники — это часть обязательного патриотизма? Как русская возлюбленная и французского композитора?

— Я просто… Ну, вы понимаете… — запнулась я, не найдя подходящей шутки.

— Не понимаю, Лида. Семейные трусы — это как бы интернациональная мужская одежда.

— Отлично, если они у вас не советские. Хотя бы будут не в цветочек! В клеточку, да? В народном костюме нижнюю юбку шили из ткани в клеточку… Ну, будут мне как мини-юбочка, — выдала я наконец доходчиво причину своего интереса к данному предмету мужского туалета, до понимания которого он, кажется, своим умом так и не дошел.

— Шотландская клетка устроит? Она-то точно юбочка…

Теперь он точно издевается! Даже мои интонации повторяет.

— Фёдор, меня все сейчас устроит. И вы это прекрасно знаете. Понимаете, что мне неловко стоять перед вами почти что голой и вообще обсуждать подобные вещи с вами…

— С вами и не надо. С тобой уже проще будет, верно? Лида, странно оставаться на вы, обсуждая семейники. Обычно, когда двое доходят до этой части туалета…

— Но мы не двое…

Он демонстративно обернулся и встретился с зеркальной дверцей, за которой находились полотенца и так и не врученный мне халат.

— Они, — ткнул он пальцем в наше отражение, — это мы. Так что нас по-прежнему двое.

— Фёдор, ты меня понял…

— И ты, слышу, меня поняла. В гардеробную не приглашаю. Пока… Сейчас принесу недостающую деталь женского туалета…

— Фёдор! — я выкрикнула ему в спину, и он обернулся. — Может, все же у вас… Тебя… Есть что-то дамское?

— Дамское не держим, — улыбка с лица не сходит. — Как и дам. Баб тоже стараемся выпроводить вовремя. Мы — это я и он… — и Давыдов ткнул пальцем в отражение. Кстати, его, второго, Федей зовут.