Я уже не знала, как построить вопрос, чтобы Давыдов не подумал чего лишнего, если еще не подумал.

— Ты в гамаке когда-нибудь спала? В кабинете есть гамак…

— Если он есть, значит, вы в нем спали. Следовательно, и я смогу. Вы же не собираетесь работать?

Нет, ну по пьяни можно ж приличную сумму спустить: в акции Боинга, например, ещё раз вложиться, а он возьми и херакнись опять… Я про акции и не только…

— Скорее нет, чем да… А про душ я не просто так сказал. Он один. Так что нам нужно установить порядок очереди. Принимать ванну и душ одновременно я не предлагаю.

— Стесняетесь?

Чего я несу! Ведь сама ж нарываюсь на неприятности с пьяным богатым козлом, который привык, что женщины сами находят место, где им приткнуться, чтобы ему легче было ткнуться в них… Надеюсь, его фантазии на гамак не распространяются, и он в нем просто больную спину лечит…

— Знаешь, Лида…

Ой, не знаю и знать не хочу! Что за взгляд — да он меня сейчас разденет без всяких рук… Хотя я до сих пор в плаще. И снять его он мне не предлагает. Я только сандалики скинула. Осталась босиком. Тапочки тоже не предложил.

— Ты меня в эмоционально-словесный тупик своим неиссякаемым чувством юмора ставишь. Давай сюда плащ.

Дала. Плащ. Он повесил его в шкаф и на соседнюю вешалку — свой пиджак. На ногах носки. Чёрные. Их он не снял, но и тапок не взял. Может, тапки тут не водятся? Пол деревянный. В гостиной ковёр. Все равно тепло ногам.

Давыдов пошёл на кухню. В ней не плитка, а все то же дерево. Из холодильника на столешницу переместились две бутылочки минералки. Давыдов приглашающе позвал меня присоединиться к утолению жажды. Даже крышечку открутил. Руки бы помыл для начала, что ли?

Надо вдохновить собственным примером, и я потянулась к крану. Вода потекла сама собой, и я лишь чудом не отскочила от раковины. Вымыла руки, подала пример. Ну? Следующий… Протянув мне полотенце, Давыдов выдал:

— Хруслов же шуток вообще не понимает.

Неожиданно. Это Давыдов над вопросом так долго думал?

— Я знаю.

Мне думать над ответом не понадобилось. Вытерла руки, вернула полотенце на крючок. Давыдов рук так и не вымыл. Зато снял с держателя два бокала. Разлил шипучку.

— За знакомство! Теперь без отчества, ладно?

Пришлось с ним чокнуться. Не чокнуться бы на самом деле. В нос ударили газики, и я поморщилась.

— Так о чем тогда вы говорите? — Давыдов буравил меня взглядом. — Люди же обычно говорят… Ну, когда общаются…

Вызываешь на откровенность? Или проверяешь, почему вдруг Хруслову так повезло… Не верит, Лида. Он не верит, что ты девушка Хруслова. О… Там был какой-то Яша… Он спросил, встречаюсь ли я с ним… Продолжает думать, что это розыгрыш, так?

— Обычно мы это делаем молча.

— Не девушка, а находка!

Давыдов перегнулся через столешницу, и мне пришлось взять себя в руки, чтобы ноги сами собой не ретировались с кухни в темную гостиную. Там же еще опаснее, там есть диван…

— Где, если не секрет, он тебя нашёл? Мне казалось, его рабочий график к ухаживаниям не располагает.

Не верит. Черт! Ну, правду говори и ничего, кроме правды.

— А он за мной и не ухаживал. Мы с детства знакомы. Я с его сестрой в одном классе училась.

— Понятно.

И снова этот взгляд, от которого контрастный душ и без всякой воды принимаешь.

— И не скучно тебе сексом молча заниматься?

Твою ж мать… Вот не надо вести со мной подобные разговоры! Это же не переговоры?

— У меня есть, с кем поговорить в другое время. Не переживайте. Так где, Фёдор, находится ваш единственный душ?

— Наверху.

— Покажете?

— Квартира маленькая. Не заблудишься. Лестница вон там…