Даже улыбку вызывает:

— Спасибо, Вы…

— Ты! — поправляет автоматом Лютый, хмуря брови.

— Ты… очень любезен. Этого более чем, — благодарно изучаю яства, чтобы не краснеть ещё больше от внимания мужчины. — Но я, наверное, лучше пойду, — обхватываю себя за плечи.

— Я вообще-то не гоню, и в душу не лезу, — Лютый с неудовольствием косится на телефон, брякнувший на столе, возле его руки. Берёт. И пока изучает входящее СМС, на кухне висит молчание. — Дело твоё — бежать, перекантоваться у меня, — продолжает, только завершает читать. — Я редко бываю дома и ненадолго. И сейчас мне уже пора по делам, — неспешно встаёт из-за стола. — Так что… — выглядит уверенным в себе мужчиной, внезапно попавшим в странную жизненную ситуацию. — В общем, если хочешь… — ступает ко мне.

— Это очень мило с твоей стороны, — торопливо, почти истерично киваю, едва не размазавшись по стене, потому что пытаюсь избежать близости с этим огромным мужчиной. А он, как нарочно, останавливается возле… так близко, что дышать страшно. 

В голове отчаянно бьются испуганные мысли. Коленки дрожат. Таращусь во все глаза на Лютого — он мрачно на меня.

— Наверное я тоже пойду.

— Куда?

— Ну… и у тебя нельзя. Это ненормально, если тебя нет, а я тут…

— Нормально всё! Буду к вечеру. Куплю еды и шмоток, тебе всё равно не в чем идти, — подмечает резонно, намекая на его футболку на мне. 

Я в раздрае — что делать, как быть. Нерешительно мнусь у стены в коридоре и смотрю, как Лютый быстро одевается.

Я ещё в смятении и уверена, что нужно уйти, но Лютый вновь настаивает:

— Не уходи, — его голос совсем становится шершавым и низким. Таким бархатным, что по моей коже от частоты его тембра бегут щекотливые мурашки.

— Если у тебя проблемы скажи. Чем смогу — помогу! — вот так просто, но взглядом пожирает.

— Спасибо, но я... — во рту сухо, облизываю губу и этот жест привлекает Лютого. Он подступает ближе, да так, что вышибает из меня воздух. 

Вроде не подпирает, но я едва в сознании от страха. Впервые не зажмуриваюсь — смотрю точно под гипнозом в его дивные травянистые глаза, и жадно наблюдаю, как они темнеют всё сильнее. 

Вздрагиваю, когда касается моего лица. Осторожно кончиками пальцев, затем нежно ладонью ведёт по скуле до уха, заправляя прядь, выбившуюся из общей массы волос.

И этот жест кажется удивительно не подходящим для такого крупного и сурового человека, вызывающего неконтролируемый страх перед его мощью и опасностью.

Идиоткой стою, не дышу… не шевелюсь... в ужасе! В ожидании не пойми чего, но чего-то страшного и болезненного.

Но Лютый вновь касается… в этот раз большим пальцем скользит по нижней губе к уголку. Суживает глаза, всматриваясь в рану, которая немного затянулась, по-прежнему щиплет.

Я на грани обморока.

Сердце лихорадочно бьётся: сильно, громко, как очумелое, и я почти глохну. Почти слепну от волнения и страха.

— Нужно помазать, — охрипло роняет Лютый, и теперь его глаза уже почти черные… И всё такие же нереально красивые... в обрамлении веера бархатно смоляных ресниц. 

Лютый вообще обладает незаурядной внешностью. Смуглая кожа, суровые черты лица, которые с натяжкой назовёшь правильными и стандартно красивыми, но потому он и приковывал взгляд: высокие скулы, четкий контур губ, крупный нос, густые брови — необычно и хищно! 

Он завораживает! Особенно его дивные, чуть раскосые, зелёные... скорее травянистые, глаза, которые в момент задумчивости или, вот, как сейчас, темнеющие до непроглядной черноты.

Высокий, мощный… Я бы его назвала гигантом и качком. Особенно в сравнении со мной, с пяти лет стоящей возле балетного станка. Но больше всего меня в нём восхищала и пугала его энергетика — энергетика сильного, властного, смертельно опасного человека, способного свернуть противнику шею или голыми руками снести стену.