Многие из освобожденных не видели баб более десятка лет, я согласился. Пусть парни развлекутся перед делом. Только попросил без шума и неприятных историй, и не светить золотом. Они беспрекословно мне подчинились.

Выдав каждому его долю, мы завалились в таверну и устроили пиршество. И все шло по плану, пока я случайно не встретил своего старого друга – Марка, и в качестве подарка он не решил подарить мне ночь с местной молодой девчонкой.

Я мазнул по ней взглядом. Ничего особенного, худющая, глазки, стыдливо опущенные в пол, я видел много таких скромниц, которые потом стонали и требовали еще и еще, и оказывалось, что я их пятый клиент за вечер.

Будь я прежним, я наверное не отказался бы от такого подарка, но после той страшной ночи, когда Император показал мне записанное на артефакт убийство моих родных и близких, я стал другим.

Я ненавидел женщин. Лживые предательницы!

На императорский прием был приглашен весь немногочисленный клан карателей, три десятка мужчин с их женами. Моя мать умерла при родах, поэтому отца сопровождала мачеха.

Отозвав мужчин в сторону под каким- то предлогом, женщинам вручили кинжалы и сказали, что у них есть выбор, кто будет жить. Или они, или их мужья.

Если убьют супруга, то им вручат 100 золотых и отпустят с миром, а если убьют себя, то живым выпустят из зала мужчину.

И они пошли, улыбались, смеялись над шутками, а когда раздался сигнал, безжалостно пронзили сердце своих любимых. Я видел, как корчился в муках мой отец. Уверен, он больше страдал не от осознания смерти, а от того, что его убила та, которую он любил больше жизни.

Лишь одна женщина вонзила кинжал в себя. Это была моя тетя, сестра отца. Она поцеловала супруга, занесла кинжал и нанесла смертельную рану.

Ее муж бросился ее исцелять, но подоспевший стражник снес ему голову, отвлеченному на страдания жены и не заметившему врага.

Я мог бы списать их поступок на ментальное воздействие. Но его не было. Император специально расставил по кругу проверяющие артефакты, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что выбор был осознанный.

С тех пор я не мог получать наслаждение, находясь в близости с женщиной. Моей навязчивой идеей стало слышать их боль, крики, как они умоляют о пощаде.

Но я не мог позволить себе стать зверем. Поэтому я нанимал продажных женщин и за щедрую плату просил кричать, звать на помощь, умолять меня прекратить. И они старались. А я стоял и слушал, и успокаивался.

Но чтобы никто не узнал о моей проблеме, я давал сверху два золотых и просил женщин приукрасить действительность, рассказать всем, что люблю пожестче. Пусть лучше думают, что я безжалостный мужик, чем каратель, с кровоточащей раной на душе.

Потом я попал в острог. Там я практически научился справляться с неконтролируемыми вспышками гнева и ярости, не прибегая к женской помощи. Я сидел в тишине и вспоминал счастливые моменты из детства.

Но в тот день я был пьян. Когда увидел эту малявку, которой и восемнадцати не исполнилось, а она вовсю торгует собой, я взбесился. Я понимал, что возможно это из-за бедности, но неужели не нашла другого способа? Устроилась бы служанкой, а она выбрала легкий путь – лежать и раздвигать ноги.

Странно, но глядя на нее, я вдруг понял, что не смогу причинить ей боль, более того, не смогу выдержать, если она будет умолять о пощаде, кричать, пускай за деньги, невзаправду, но не смогу и все. Было в ней что-то такое…

Чтобы не лишать ее уплаченных денег, ее дневной выручки, я отправил обслужить моих подручных, решив, что обязательно выделю пару золотых сверху.