- Завтра ухожу в Промку, - коротко заявил он.

Светлана неторопливо повернулась к партии детей, что полулежали на специальных гамаках отдельно. Бледные лица вкупе с черными очками на ярком свету делали их внешность странной и несколько гротескной.

- Почему именно туда?

- Есть обстоятельства.

- Опять эти ваши вечные секреты и тайны, - женщина вздохнула и подняла глаза, такие же холодные и тусклые, как "вечные лампы". - Посмотри на этих ребят. Разве скажешь, что им скоро десять лет? А ведь через пару месяцев им придется делать довольно взрослую работу, перелопачивать тонны водорослей, помогать в уборке и очистке фильтров, следить за порядком на уровнях и учить младших. Только хватит ли у них на это сил и здоровья?

Она замолчала, безмолвствовал и Фролов. Что он мог ответить? Его привычный оптимизм в последнее время то и дело натыкался на вот такой ледяной пессимизм, ставший необычайно популярным на станции. Как будто люди резко потеряли желание выжить и смирились с собственной незавидной участью. Как вирус эти мысли проникали в головы и поселялись там надолго.

- Ты опять была внизу?

- А тебе чего до меня?

- Света, это опасно! Люди Набиева только делают вид, что не замечают ваших незаконных сборищ.

- Знаешь, мне уже все равно. Я поняла, тебя завтра не ждать.

Рот Фролова невольно скривился. Размолвка с любимой женой резала его сердце без ножа.

- Как будто ты бываешь дома.

- А ты! - Светлана внезапно для нее горячо вскинулась. – Где ты был раньше, когда требовался? Где ты был, когда умирал наш сын?

Удар был нечестным и слишком жестоким. Начальник одной из самых важных служб на станции прямо на глазах согнулся. Он думал, что боль со временем станет меньше. Но этого так и не произошло. Старая рана никогда до конца не заживает.

- Ты знаешь, где мне пришлось находиться.

- Спасать мир, чужих детей, - саркастичная улыбка тронула тонкие губы женщины. – А что этот мир сделал для тебя? Или для меня? Или для них?

Василий покачал головой, их спор с самого начала был бессмысленным. И с каждым разом становился все ожесточенней.

«Её душа уже отмирает».

Понимать такое было больно. Принять еще больней. Неужели боль будет вечной?

«Наверное, и в самом деле стоит принять этот мир таким, каков он есть и будет. Миром умирающего человечества. То, что выйдет потом на поверхность, уже не будем нами!»

- Тогда забери, пожалуйста, свои вещи. Я перееду в комнату отдыха.

Глаза у женщины сверкнули:

- И отдашь нашу квартиру разным проходимцам! Нет, я не дам согласия. Хотя бы ради тебя. Ты, как никто, имеешь право на комфортный отдых.

- Спасибо и на этом.

Комок встал в горле, он лишь искоса глянул, когда Светлана ушла с медбратьями вынимать детишек из подкативших вниз кушеток. Бросив последний взгляд в сторону гигантского бронированного окна, Василий поспешил к технологическому выходу. Рядом с ним уже раскручивалась висячая оранжерея. Растениям также требовался настоящий свет. И чтобы не возникало лишних мутаций, агрономы регулярно вывозили ряд культур под бронекупол.

И по секрету командиру СС недавно рассказали, что именно в оранжерею попадают странные культуры, о которых лучше не упоминать вслух. Хотя этого следовало ожидать. Человеку свойственно идти легким путем. Ему проще забыться, чем психологически себя настроить правильно. А набирали сюда людей в тот несчастный для планеты год с точки зрения владения специальностью или научному потенциалу. На психологический портрет обращали меньше внимания. Было как-то не до того. Создание «станционного проекта» проходило при жутчайшем цейтноте. Не докончив проектировать до конца, их уже строили. В условиях полной секретности, и дав надежду людям, находящимся при власти и капитале.