– Пропил-пропил, знаю тебя, сто процентов пропил, – я подскочил, сорвав ружье со стены, проверил дуло.

– Виталя, повесь, где висело, от греха подальше.

– Ничего. Точно не выстрелит. Но голову кому-нибудь разобьет. Приклад хороший. Крепкий. Сеня, задание третье, это по-чеховски?

– Не думаю.

– А вот зря, еще как по-чеховски, – я почесал репу, – Сеня, ты что-то пишешь вообще?

– Пытаюсь, выходит плохо.

– Материшься?

– Да не особо.

– А вот тут не стоит мелочиться, ибо мат – часть русского языка. Ты плохой литератор, если боишься острого словца.

– Я не боюсь.

– Ну вот.

– Давайте о чем-то житейском поболтаем, – негодовал Аркадьич, – меня эти ваши литературные мотивы уже достали.

– Обыденность убивает вкус к жизни.

– Бедность убивает вкус к жизни! – не сдавался властелин гаражной ямы.

– Чертовы гедонисты, как вы у меня в печенках сидите.

– Ну вот ты такой весь умник и дальше что?

– Видишь, Сеня, поговорить не с кем по душам, вернее нет людей, с которыми можно б было поговорить по душам.

– Ах, ты ж сволочь! – Аркадьич бросил в меня пустой банкой, благо промазал, стекло при ударе о стену разлетелось вдребезги.

– По душам, значит, со мной не поговорить? Валите отсюда, пока я за кардан не взялся.

– Без дурака не оценить широту ума, Сеня, не оценить!

– Пошли вон! Я сказал!

– Заливаясь алкашкой, ответов не найти. Забытье наступает лишь временно, а может еще и проблем подкинет. Вот, посмотрите, на эту обрюзгшую рожу! – я указал на лицо Аркадьича, – Осиневший разум способен творить хуйню, трезвый принимает ровные решения.

– Ну, держись, Штольман! – властелин гаражной ямы схватился за дуло ружья и попер в наступление.

– Как это по-чеховски! – подумал я.

Есть битвы, о которых никто не расскажет по телевизору. О подвиге этих людей не узнает никто. Они сделали все, что могли, и победили. Гаражное быдло было повержено творцом и его падаваном, правда, пришлось покинуть райский уголок. Заходящее весеннее солнце приятно било по глазам и намекало на продолжение праздника души.

– Дружба, как и любовь, уходит. Не так ярко, не так горячо, но уходит, – я взглянул на закат, – Как красиво. Сеня, есть деньги?

– Есть, а что?

– Отказ от бессмысленных иерархических лестниц делает человека свободным. Бедным, но свободным.

– Ты предлагаешь пропить все?

– Меня пугает изящное богатство. Мало того эти буржуи смотрят на тебя, как на говно, так еще и пролетарский страх, добавив тряски в коленях, принимает правила игры, где ты должен, просто потому, что дышишь этим воздухом. И не дай бог, выставят счет! Расплачиваться придется органами. Логики здесь нет. Бедность до поры, до времени заставляет быть такими. А если надоест? Буржуев поставят к стенке и трястись будут уже жирные чашечки.

– Я уже запутался! Так пить или не пить?

– Да-да, как говаривал Уильям наш Шекспир: «Вот в чем вопрос!» Ответ же очевиден. Избавь себя от ноши кошелька и поддайся коньячному ветру.

– Ты же писал, что стал меньше пить.

– Иногда стоит разрушать границы, чтоб обрести что-то новое.

– Мне кажется, что ты меня разводишь.

– Проебывать бабки безумно весело, особенно если они последние. Следующим днем, правда, жрать хочется, но к нищей жизни привыкаешь. Так хоть смысл появляется – не сдохнуть до зарплаты. Всем рекомендую – отрезвляет, а то вдруг вы зажрались?