— Современные послабления в образовательной системе развращают подростков.

Моя рука по привычке потянулась к вазочке с любимым шоколадным печеньем и уткнулась в пустоту. Точно, я же не брала печенье из буфета. Я и так была излишне гостеприимна, напоив чаем. Кормить его своим любимым печеньем я считала излишним. Не друг он мне!

— Ты это серьезно? Мало в семьях бьют? Академия единственное пристанище для несовершеннолетних жертв родительских побоев!

Я видела, что Сентьерри глубоко задели мои слова. Его бил отец? Я могла бы поверить, но я не верила. Ренард Сейнтьерри боялся отца как смертельной лихорадки и ни разу не сделал ничего, что могло бы его разозлить. Поведение Ренарда Сейнтьерри было идеальным, оценки всегда от девяносто пяти до ста баллов из ста. Отец не мог его бить. Не за что. Или все-таки была причина?

— Подавляющее большинство родителей зазря бить не станут. Только за дело. — Я сказала это специально, чтобы отследить реакцию. Хотя да, я верила в то, что говорила. Меня не били. Я никогда не давала повода.

— Я не собираюсь этого обсуждать, — ужаснулся Сейнтьерри и залпом выпил оставшийся чай. — «За дело» слишком размытое понятие, субъективное. Спасибо за беседу. И за чай. — Сейнтьерри вылетел из комнаты отдыха, словно за ним гналось взбешенное темное существо.

Второе занятие боевой проклятологии прошло примерно в том же ключе, но это была группа второкурсников, у которых боевая проклятология только начиналась. Они изучали на первом курсе отдельно проклятологию, отдельно боевую магию, и вот теперь пришло время подняться на новый уровень.

Я пребывала в странной, нехарактерной для меня прострации, словно в облачном мареве. Что-то сегодня со мной было не так. Я не испытывала лютой ненависти, словно эмоции были заблокированы во мне, и я действовала исключительно на автомате, по привычке. Пока Сейнтьерри травил байки про свою службу на границе, я призадумалась: а может быть не просто так ректор Талмвир оба выходных возвращал мне учебную программу заочки на доработку, а потом пригласил на личный разговор с пирожными и фруктовым чаем? Что-то было в пирожных? Или в чае?

— Магистрис Вилмарт, — окликнул меня инструктор, и все присутствующие в тренировочном зале повернулись ко мне. — Может быть тоже расскажете что-нибудь забавное из своей практики?

— Истории о моих профессиональных похождениях передают из уст в уста уже не первый поток кадемов, — хмыкнула я. Некоторые из рассказов обрастали совершенно невероятными подробностями, другие урезались, не напоминая об особенно ярких моментах, а остальные и вовсе были забыты… обширной публикой, а не теми, кто кичился своим великолепием передо мной, пытаясь меня унизить. На оскорбления я отвечала с особой жестокостью.

— А у вас нет ни одной истории, где бы вы кого-нибудь не покалечили? — трусовато спросила староста. И то она была самой боевой из всей «средненькой» группы.

— Почему сразу покалечила? — возмутилась я, смотря, как Сейнтьерри в шоке раскрыл рот. Так и хотелось предложить ему подобрать челюсть с пола! — Я никого не калечила! Все мои оппоненты живы и здоровы.

— А как же магистр Алькейн Шангер из Королевской академии? — резво наехала на меня староста. Я слышала, что она планировала поступать в Королевскую академию, но по каким-то причинам передумала. — Он уже два года в глубоком запое после того, что вы с ним сделали.

Я натужно вздохнула и ответила.

— Магистр Алькейн Шангер хотел справедливого соревнования и тем же самым временем хвалился своим «преимуществом» в магических искусствах. Я всего лишь уравняла наши возможности так, как он представлял идеальное равенство. То, что магистр впоследствии отказался от соревнования, от меня не зависело.