— Я догадывалась, что мне придется объяснить его поведение и причину, почему его нельзя исключить.

Мне пришлось рассказать историю со страшим братом старосты Шеррита, не забыв упомянуть, что исключение самого старосты могло бы повлечь за собой повторное разбирательство и вынесение приговора не в мою пользу. Между нами всего пять лет разницы, и три года назад восемнадцатилетний кадем вполне мог бы стать «жертвой» магистрис двадцати трех лет, но… для меня подобная связь сродни педофилии.

— Его выдумки не выдерживали никакой критики, — сказала я, присаживаясь на свободное кресло слева от чайного столика. — А у меня по всем эпизодам алиби. То я на внеплановом занятии, то на дистанционной конференции, то разговариваю с министром или проверяю пробные варианты квалификационного экзамена.

— Подожди, письменные экзамены ответственные лица проверяют изолировано. Или в академиях не так?

— Так, но есть свои особенности. Во время проверок действительно все магистры находятся в разных помещениях, а процесс проверки записывается и впоследствии отсматривается третьими лицами во избежание подлога.

Мы молча пили чай, каждый думая о своем. Я терпела подонка Шеррита два года, несмотря на все мерзости, которые он делал против меня, чтобы вынудить выдать его не менее паскудному братцу диплом, а в качестве моральной компенсации — выдать диплом без экзаменов. Не допустить Шеррита-младшего до квалификационных экзаменов я не могла, но могла оставить все на самотек и позволить ему самостоятельно заработать диплом с критически низкими оценками. Все преподаватели и его одногруппники будут моими свидетелями.

— Почему кадем Шеррит назначен старостой? — возмутился Сейнтьерри. — Раньше здесь, и в училище, старостой выбирали самого ответственного кадема. Выбирать самого… проблемного… я не вижу в этом смысла.

— О нем похлопотал магистр Хансом, — призналась я. — Старший Шеррит был его любимчиком, и магистр Хансом до последнего был на его стороне, даже когда Шеррит весьма хамски признался, что хотел очернить мою репутацию. Он говорил, что «мальчик не виноват», и «она спровоцировала его», и «он не мог больше терпеть ее домогательства», и «его вынудили признать себя виновным». Я слишком строгая преподавательница, и многие считают своим долгом отомстить мне за то, что ругала за тунеядство.

— Все глупости от лишнего свободного времени и излишков энергии, — наконец выдал Сейнтьерри. В училище с активистами поступают просто: пятьдесят кругов по плацу бег с утяжелением, или четыре подхода по пятьсот отжиманий. После дополнительной тренировки сил на глупости не остается.

— Шакарасская академия не военное училище, — притормозила я, хотя мне очень понравилось предложение Сейнтьерри. Если бы я могла наказывать кадемов физически, как это было два столетия назад, желающих бунтовать было бы гораздо меньше. И уважения к преподавателям было бы значительно больше. Ко всем, а не выборочно, кто больше нравился, кто меньше спрашивал, и кто позволял беситься и ставил оценки «просто так».

— Это минус. Поэтому я хотел поговорить с тобой и понять рамки дозволенного. Потому что подобное поведение ненормально.

— В рамках своей дисциплины ты можешь сделать все что угодно, за исключением побоев и унижения личного достоинства. — Я прихлебнула чая и подумала, что последний пункт стоило пояснить. — Унижением личного достоинства считаются только словесные оскорбления. Возьми в библиотеке пояснения к уставу. Можешь прямо у библиотекаря спросить.

— Я не ожидал столкнуться с чем-то подобным буквально в первые дни. Сумасшествие. Честно говоря, я даже представить не мог, что нечто подобное возможно в академии. Раз ректора других академий поддержали, значит скандал был на все королевство. Поверить не могу, что до границы новости не дошли.