– Ой, Пэн, а вот они уже вернулись!

Радостный визг подруги вырвал Пенелопу из феерично-яркого фантазийного мира полицейского телесериала, в котором она хитроумно и изобретательно, но очень и очень по-доброму допрашивала подозреваемого, вернув в прозаично-заурядную реальность.

– Кто? Где? – подумав, что подруга имела в виду вернувшихся матерей, девочка недоуменно покосилась на дверь.

– Мои маленькие шпионы! Ой, Пэн, какая ты смешная! Ну, когда это пикси приходили через дверь! – рассмеялась Кэссиди, указывая глазами на окно, за которым роились маленькие, пестрящие всеми цветами радуги, существа.

Те самые существа, о которых большинство имевших с ними дело магов говорили, что этих зловредных пакостников пикси даже в количестве одна штука – уже слишком много. Пенелопа же всегда считала, что похожие на маленьких стрекоз и чирикающие как воробьи пикси очень миленькие и совсем не пакостники и уж тем более не зловредные.

Однако, увидев дюжину пикси и вспомнив об их прожорливости, она всё же не удержалась от тяжелого и тоскливого вздоха.

– Мамочки! Целый отряд пикси!

Наблюдая же за тем, как жужжащая словно рассерженные шершни, стайка пикси, похожая в своем полёте на нечто среднее между метеорным потоком и роем саранчи в буквальном смысле ракетными торпедами влетела в творожно-сливочный крем, который затейливой горкой украшал пирожные, она впервые подумала: таки да – даже и одного пикси было бы уже слишком много. И ещё больше утвердилась в этом своём мнении, увидев, как драгоценный творожно-сливочный крем разлетается по комнате, приземляясь везде, где ему заблагорассудится. В том числе и на лбу, и в волосах самой Пенелопы или на курносом носике у Кэссиди.

«Кощунство, чистой воды кощунство – вот так вот разбрызгивать по комнате такую невероятную вкуснятину» – осуждающе подумала девочка.

– Эй, Бум-Бом! – возмутилась Кэссиди, смахнув с наморщенного носика крем. – Мы с тобой договаривались, что сначала информация, а потом пирожные!

– Дык! Ык! – отрыгнул, вынырнувший из крема пьяный то ли от счастья, то ли от обжорства пикси. – Зачем тогда выставила пирожные? Знала же, что у нас импульс-контроль слабый…

– Нет, не знала, – сквозь зубы рыкнула девочка.

– И что? Это мои проблемы? Ык! Дык! – фыркнул Бум-Бом и снова нырнул в глубины творожного крема.

– Бум-Бом, – сладким голосом позвала Кэсси, – позволь напомнить тебе, что я хоть и малолетняя, но всё же ведьма!

– Дык! Я помню! И что? – с вызовом поинтересовалась, лениво вынырнувшая из сладких пучин творожно-сливочного крема тушка пикси все три сантиметра которой состояли из исключительно паскудного и пакостливого нрава.

– А вот что! – топнула ножкой девочка. – Бум-Бом левитус ап! – скомандовала она, вынудив маленькое тельце обжоры, покрытое со всех сторон толстым слоем крема, не только слевитировать вверх против воли его владельца, но и повиснуть в воздухе над вожделенным лакомством, предоставив тем самым Бум-Бому возможность прочувствовать на собственном опыте, что означает выражение: «танталовы муки[1]».

Стрекозиные крылышки пикси даже покраснели от напряжения, однако преодолеть заклятие маленькой ведьмы не смогли. Потрепыхавшись несколько минут и окончательно выбившись из сил, пикси, в конце концов, обиженно буркнул.

– Ах вот оно «что»!

– Угу! Вот оно «что»! – подтвердила девочка.

– Ладно, – махнул крошечной ручкой Бум-Бом. – Твоя взяла, ведьма!

– Хороший мальчик! – одобрила решение пикси девочка и сняла с тела пикси заклятие левитации.

Проделав сальто-мортале, Бум-Бом расправил крылья и на сей раз взмыл вверх уже самостоятельно, возопив при этом голосом заправского сержанта: