В голове шумит. Сердце заходится в бешеном ритме.

Ну почему он? Почему Максим? Как такое вообще возможно-то?

А я? Даже фамилию и имя этого самого «босса» у Инги не спросила. Дура дурой же!

Быстро натягиваю джинсы и тонкий свитер поверх пижамы. Вжикаю молнией на штанах в тот самый момент, когда в дверь стучат.

Приглаживаю волосы на висках, тру ладонями бедра, совершаю пару глубоких вдохов и только потом даю разрешение войти.

Макс толкает дверь, переступает порог. Вскидываю взгляд. Только сейчас обращаю внимание, что на нем надеты домашние штаны и поло. Все черное.

Смотрю на него, и осеняет.

Получается, он еще вчера знал и лично согласовал мою кандидатуру здесь…

Конечно знал! Как можно быть такой глупой, Алина?

— Ты как? — спрашивает, пробегаясь взглядом по моему лицу, когда спускается ниже, едва заметно оттопыривает нижнюю губу и сразу улыбается. — В пижаме было лучше.

— Что? — моргаю, все еще не в состоянии отойти от шока.

— Мысли вслух. Ты как? Жива?

— Вполне, — вздыхаю.

— Инга сейчас принесет ацетон и какой-то бальзам для кожи. Мы к такому всегда подготовлены.

— А я вот не ожидала, если честно, — нервно тереблю ногти и совсем не знаю, куда деть руки, в итоге решаю спрятать за спину.

Стою перед ним будто голая до сих пор. Щеки печет. Прекрасное утро вышло, ничего не скажешь.

— Адель! — Максим повышает голос.

Вздрагиваю, а когда смотрю в дверной проем, вижу заглядывающую в комнату девчушку.

— Давай порасторопней, зеленкой ты Алину явно быстрее разукрашивала. Не стесняйся, проходи, — Макс манит дочь пальцами и, когда та оказывается рядом, кладет руку на ее плечо. — Мы тебя внимательно слушаем, — произносит максимально строго.

Адель шмыгает носом, бросает на меня невероятно злющий взгляд и понуро опускает голову.

— Прости, Алина, я больше так не буду, — бормочет себе под нос.

— Погромче можно? — снова Макс.

— Алина, прости, пожалуйста, я больше так не буду.

Такая мордашка у нее в этот момент, что мне искренне хочется ее пожалеть.

Я так злилась на нее, когда увидела свое отражение, а сейчас стою и понимаю, что больше злости на нее не чувствую.

Присаживаюсь перед девочкой на корточки и беру за руку.

— Я тебя чем-то обидела? Или ты просто начинающая художница? — улыбаюсь. Я не хочу быть раздражителем для ребенка в этом доме. Не хочу с ней враждовать.

— Нет, — демонстративно отворачивается. — Папа, можно я пойду? — запрокидывает голову и щенячьими глазками смотрит на Максима.

— Тебя простили? Ты поинтересовалась?

Адель морщит нос, прищуривается, а потом громко шмыгает носом.

— Ты не плачешь, не ври, — Макс убирает руку в карман брюк. — Нахулиганила, будь добра взять на себя ответственность за это.

— Алина, ты меня простила?

— Простила, — выпрямляюсь, прохожусь ладонями по бедрам, разглаживая несуществующие складки на джинсах.

Я люблю детей, и мне сложно быть с ними строгой, если это не касается тренировок. Там я веду себя иначе просто потому, что хочу увидеть результат. Они и сами радуются, когда его выдают.

— Теперь можно идти, папочка? — Адель заискивающе заглядывает отцу в глаза.

— Иди.

Макс убирает руку с плеча дочери, и та сразу же срывается с места, чуть не сбивая с ног Ингу, которая принесла мне все для того, чтобы оттереть зеленку с лица.

— Я сам отвезу Адель в школу, — Макс обращается к Инге, и та кивает.

Смотрю ему в спину, пока он выходит из комнаты, а потом на пустой дверной проем.

У Шалимова широкие плечи и такая же спина. Он в форме. В отличной физической форме.

Вздрагиваю от тихого покашливания Инги у меня под боком.

Я ведь сейчас пялилась на Шалимова, а Инга меня в этом уличила... Ужас какой. Зачем я палилась?