Задерживаю дыхание. Смотрю в лобовое стекло перед собой. Картинка начинает медленно проявляться. Все фонари, светофоры и блики все еще вижу как на длинной выдержке, но свои руки, сидящего за рулем почти бывшего мужа — достаточно четко.

— Пришла в себя? — Ершов косится на меня.

Замечаю его перепуганное лицо. И правда волновался за меня?

— Не знаю, — выдыхаю с трудом. — Куда мы едем?

— В больницу.

— Я…

Ершову звонят, и он берет трубку. Меня игнорирует, а вот в больнице даже дает взятку, чтобы нас побыстрее приняли.

Строгая на вид, но приятная в общении доктор осматривает меня, грозным тоном приказав Лёше остаться за дверью.

— Суетной у вас муж. Переживает. Любит вас, — улыбается.

— Он мне не муж. Почти.

Женщина мои слова никак не комментирует. Продолжает проводить свои манипуляции. В какой-то момент хмурится и предлагает мне перейти в другой кабинет. Ершов волочится за нами следом, а мне хочется, чтобы он ушел.

Сколько раз я выслушивала от него, как плохо выгляжу? Не уверена, что сосчитаю. И вот теперь, когда это на самом деле так, он трется рядом, а потом ведь обязательно припомнит.

Меня заводят в помещение с аппаратом УЗИ.

— Ложитесь.

Врачи о чем-то между собой переговариваются, пока я ложусь на кушетку.

— Девушка, джинсы снимаем.

Дрожащими пальцами расстегиваю пуговицы и понимаю, что мои худшие опасения, кажется, вот-вот могут оправдаться. Мне делают трансвагинальное УЗИ, по результатам которого я слышу свой приговор.

— Подтверждаю, Надежда Яковлевна. Пять недель. Есть угроза выкидыша.

— Что тут происходит? — Лёша врывается в кабинет в самый неблагоприятный для этого момент. — Что с моей женой? Мне кто-нибудь уже объяснит?!

— Поздравляю, папаша. Беременна ваша жена.

Ловлю Лёшин взгляд и вижу там ликование. Он рад.

Отворачиваюсь.

— Развода не будет, Алин, — крепко сжимает мои пальцы. — Ни за что, — продолжает шептать, а меня вот-вот вырвет от происходящего.

7. Глава 7

Из смотровой выхожу в еще более отвратительном состоянии, чем в том, в котором заходила. Подташнивает. Смотрю на Ершова украдкой, и пальцы автоматически сжимаются в кулаки. Лёша идет следом, придерживает меня под локоть, будто я могу от него сбежать сейчас. Не могу, даже если и хочется. Идти-то сил почти не осталось, а уж бежать…

— Алин.

Голос мужа будоражит в плохом смысле. Напрягаюсь вся.

— Я виноват. Знаю. Поверь. Много об этом думал.

— Разве?

— Не язви, — вздыхает. — Я испугался в тот день, когда ты нас… В общем, наговорил тебе всякого и потом еще… Боялся, что ты уйдешь. А меня без тебя ломает, Алинка.

— Настолько, что ты решил крутить романы на стороне? — тру лицо.

— Я извиниться пытаюсь, — Лёша скрипит зубами. — Пойми ты, что они мусор, а ты жена моя. Понимаешь? Это другой уровень. Другие отношения. Я же и правда все для тебя, искренне.

— Давай не будем, Лёш.

Ершов не возражает, но я вижу по лицу, что затыкается с трудом.

— Врач сказала, что они оставят тебя здесь на пару дней. Что тебе нужно привезти? Я сделаю.

— Ничего, — плетусь к коридору, связывающему больницу со стационаром.

— Алин, прекрати, я же о тебе забочусь. О тебе и о нашем ребенке.

О нашем ребенке…

Эти слова душу из меня по кусочкам вырывают. Четыре недели — это же совсем мало. Что, если…

Даже в мыслях на полуслове замолкаю. Хватит ли у меня сил пойти на такой шаг?

Вряд ли. Ребенок не виноват, что его отец… Лёша.

Веду пальцами по шершавой, выкрашенной в белый цвет стенке и чувствую, как слезы по щекам катятся. Лёша еще, как назло, провожает меня до палаты. Нависает коршуном. Просит у персонала разместить меня отдельно.