Выйдя за пределы отделения, я оказываюсь в темном коридоре. Это переход от одного корпуса к другому. Здесь большие окна, кое-где в горшках установлены цветы. Это место тихое. Оно нравится мне. Особенно в такое время. Когда никто не орет и нет этой жуткой больничной суеты.

Забираюсь на один из низких подоконников и осторожно укладываю свою лапку в гипсе на него. Обхватываю колени руками. Из не самого качественного стеклопакета дует прохладный ветер, но мне все равно.

Мне одиноко и грустно почему-то. Сейчас я бы могла тренироваться, а не сидеть в больнице, хотя… если бы не случилось всего этого, Кирилла Александровича я тоже бы не встретила.

Хм. Судя по его расписанию, он чуть ли не живет в больнице. Интересно, а какой он вообще? Ну, когда без халата, а просто… Хотя я слабо его представляю без медицинского наряда. Он так ему идет, словно Загорский сразу знал, что будет врачом. Похоже, что так. Даже не представляю его в другой профессии.

Загорский точно на своем месте. Определенно точно.

Если бы я не сломала ногу, я бы не познакомилась с ним и сейчас не думала о нем каждую минуту.

Усмехаюсь про себя. Эй, а не втюрилась ли я в него, случайно?

Не-е-ет. Конечно, нет!

Да я вообще его не знаю, а он меня, судя по его реакции, и знать не хочет.

Я не влюбилась в него! Не могла просто, да и не влюблялась я еще ни в кого.

Я бы поняла это сразу же, наверное. Так, думаю просто о нем. Постоянно.

Просидев на подоконнике добрый час, я слезаю с него и на уже немного занемевшей ноге прыгаю обратно в палату. В коридоре на часах замечаю, что уже час ночи. Ой, наверное, я просидела намного дольше там.

Когда ковыляю по полутемному переходу, становится как-то по себе. Я тут не знаю ничего. Скорее бы дойти и не заблудиться.

Проходя через очередной пролет, я не замечаю в темноте, как врезаюсь прямо в чьи-то цепкие руки.

— Тих… тихо.

Голос мерзкий, дыхание тошнотное. Страх проходит по спине. Я врезалась в кого-то, но плохо вижу его в этой темноте. Сердце ускоряет ритм.

От неожиданности чуть ли костыли не роняю и не падаю, но эти руки больно обхватывают меня за предплечья и прижимают к себе.

— Вы что делаете? Не трогайте меня!
В нос ударяет запах спиртного, от которого меня сразу же отворачивает.

— Да пустите, что вам надо?!

Это не руки. Это какие-то клешни. Жесткие, неприятные, липкие. Я плохо вижу этого мужика в темноте, но, судя по просто отвратительному запаху из его рта, это какой-то больной, который хорошенько приложился к рюмке.

— Ух ты. Красивая.

Этот алкаш быстро обхватывает меня за талию и буквально вжимает в угол, придавливая к стене своим грузным телом. В груди тут же проносится дрожь. Все тело как будто немеет от страха.

Он же меня тут не только ударить может в темноте, он лапать может и… уже лапает, судя по тому, как больно его клешни начинают сжимать мою грудь.

Вскоре я слышу треск своей самой красивой кофточки, которую напялила специально для Кирилла Александровича, но он даже бровью на нее не повел. Вообще. Даже не посмотрел в мою сторону.

Я отбиваюсь от этого урода, но он силен. Черт, чего я такая слабая. Да и на одной ноге вообще неустойчиво стоять. Он прижал меня, как мошку, к стене. Больно придавил своим телом.

— Помогите! – кажется, мой крик озаряет весь темный коридор перехода, но так и разбивается о стены. Никто не слышит. Уже слишком поздно. Ночь. Боже, меня никто не слышит!

— Помог…

— Тихо, киса. Мы только поиграем.

Этот урод едва языком шевелит, а меня тошнить начинает. Реально тошнить. Ком прямо к горлу подкатывает.