Захар потянулся длинным гибким телом, зевнул и полез за сигаретой. Вот как с ним разговаривать? На следующий вечер и пыль и останки мотоцикла были на месте. Я молчу – дала два дня, значит сражаться завтра. Вдруг его внезапно настигнет прозрение, или хотя-бы аллергия на пыль?

- Денег дай, - потребовала я.

Этот гад аж поперхнулся чаем, закашлялся, я любезно похлопала его по спинке.

- Женщина, - заметил он. – Мы не настолько близки.

- Ты популярно мне объяснил, что все, купленное в браке делится пополам. Спасибо за науку. Давай теперь на половину ёлки, мне благородство не по карману.

Захар покачал головой, но за бумажником полез.

- Сколько?

- Шесть тысяч.

- Подорожали ёлки нынче?

Я поняла, что стала выпадать из образа глупой блондинки, слишком близко его к себе подпустила, а работать на публику двадцать четыре на семь. Вспомнив об этом, захлопала ресницами и напустила в глаза туману.

- Озоновый слой почти разрушен, - печально сказала я. – Ёжики в лесу умирают от нехватки ёлок. Поэтому я куплю ёлку не настоящую, но такую, что разложится и не навредит червячкам.

И вздохнула.

- Надеюсь, она не разложится до нового года, - проворчал крохобор.

Но денег дал аж семь тысяч двумя бумажками, сдачу возвращать и в мыслях у меня не было. Пусть знает, почём фунт лиха, и вообще мне на булавки может нужно. Тем же вечером я сделала ещё одно открытие, которое могло помочь мне прожить этот год. Я сидела и ужинала остатками своей еды, когда Захар пришёл на кухню за кофе. Руки в мазуте, и пахнет от него машинным маслом, а я, если честно с детства этот запах люблю, как нечто недостижимое – мама мне и на сотню метров не позволяла приблизиться ни к чему, что могло меня запачкать.

- Что это ты ешь?

- Хлеб, - ответила я. – С горчицей.

И по тому, как скривилось его лицо тут же поняла – он не выносит острое. Теперь я кажется знаю, как спасти свою еду от наглого поедания, учитывая, что чили -  моё все. Завтра же испытаю. Перед сном вышла попить, смотрю – спит. Безмятежным сном младенца. Устал наверное. Ещё бы, то фильмы смотрит по полночи, то музыку гоняет с утра пораньше, а в перерывах мотоциклы тягает на пятый этаж без лифта. И да, Захар, как ребёнок, который за день достал тебя невыносимо, а потом спит и ты думаешь – ну, прелесть же прелестная! Я начала ловить себя на мысли, что мне нравится любоваться им спящим, и этот факт меня пугал. Показала спящему Захару язык – не помогло. Господи, помоги продержаться этот год, не совершив фатальных ошибок, пожалуйста.  

А вот на следующее утро Захар меня испугал. Дело в том, что он стал… прежним. Без непонятной растерянности в глазах, и даже не в одних трусах. Ему похоже казалось, что меня бесит его лицезреть в одном нижнем белье, и по факту должно было бы бесить, но если честно, это мне даже нравилось. Эх, права моя мама – вертихвостка я. Падкая до красивых мужиков. А Захар хорош, очень хорош.

Так вот, вышла утром на кухню, а он при полном параде. Галстук, белоснежная рубашка, запонки. Я даже сглотнула, перенеслась вдруг в то самое лето, десять лет назад. Словно мне снова восемнадцать, в моей душе буря самых разных чувств и все они – к одному человеку. Там раздражение – как он может быть таким упертым снобом? Там ненависть. Там влюблённость, которой я стыжусь. И вишенкой – болезненное сожаление, ведь в восемнадцать мир кажется таким категоричным, не справедливым, черно-белым. Вырасти я выросла, категоричности во мне убавилось, а вот ума, к сожалению, не прибыло.

- Никак жениться собрался? – спросила я отведя взгляд.