– Да знаю, конечно. Чего уж скрывать? Я давно работаю на семью Аксёновых. Мне еще тогда идея Андрея Васильевича женить вас на Евочке показалась странной. Девочка так на вас смотрела! Она же, дурёха влюбилась… Так что вы сказать хотите? 

– Ева попала в аварию. Она…

– Господи! – вскрикивает Анна Филипповна, закрывая рот ладонью. – Она жива?

– Никто не знает. Машина сорвалась с моста. Ее уже подняли со дна реки для экспертизы, но Ева… Ее не нашли. Поиски продолжаются. Анна Филипповна, вы давно знаете семью, скажите, с кем Ева была близка? У нее были враги? 

– Не знаю, Илья, – всхлипывает она, утирая слезы кухонным полотенцем. – Она с Иришкой только дружит, та ей с фондом помогает. Ева очень скрытная особа. Осторожная, рассудительная. А недавно стала встречаться с Вольским.

Господи, мне не хочется думать, что я больше не увижу ее… Каким же я был дураком! У меня и мысли не возникало завязать отношения… Я их как огня боялся… Жил вольной жизнью без обязательств и чувств. А разве сейчас что-то изменилось? Наверное, нет… Тогда почему мне так тревожно и страшно за нее? И за судьбу мальчика…

– Можно я осмотрю ее комнату? И… Анна Филипповна, мне придётся переехать сюда. Я могу забрать Сашу в свою квартиру, если вы против. Но там придется сначала комнату оборудовать. Сами понимаете, жилье холостяцкое…

– Конечно, Илья. Я помогать вам буду. Вы же… – она снова грустно всхлипывает, добавляя моему сердцу новую порцию боли. – Вы же будете ее искать? И что Саше сказать?

– Я поговорю с ним. Вы мне только расскажите, как с ребенком управляться? Я ничего не знаю… Питание, воспитание, развитие? Он в детский сад ходит?

– Да. Все расскажу… Ну, идите уже, Илья. Комната Евочки на втором этаже. Посмотрите, может, и найдете чего…

Поднимаюсь в ее святая святых… Девичье царство, пропитанное ароматом свежих духов. Анна Филипповна оставляет меня одного. На кровати лежат вещи Евы – платья, костюмы, нижнее белье. На полу возле шкафа туфельки. Подхожу к ее туалетному столику и открываю верхний ящик. На дне покоится резная деревянная шкатулка. Никогда не стал бы делать это в другой ситуации, но сейчас решительно вынимаю ее и подхожу к окну. В шкатулке лежит пухлая розовая тетрадь в кожаном переплёте и… Постойте-ка, да это же мои подарки! 

«Поздравляю вас с днем рождения, Ева Андреевна. Я партнер вашего отца». 

«Хоть наш брак и фиктивный, я приготовил тебе букет. Надеюсь, ты любишь красные розы?»

В день рождения я подарил ей темно-розовые, голландские тюльпаны и бельгийский шоколад в металлической коробочке. И она… Черт, Ева сохранила бутоны и чертову коробку. Холодными, как у трупа пальцами перебираю то, что имело для нее ценность: мои подарки, неприглядные мелочи, которые я выбирал бездумно, торопливо, без души… Открытки, засохшие бутоны… Господи, я ведь не представлял раньше, какую принес ей боль! Открываю дневник, боясь увидеть там то, что изменит мою жизнь навсегда. 

«Я сделала все, что могла… Дура… Наверное, будь у меня хоть капля достоинства, я не пришла к нему в номер. А я пришла… Подарила себя мужу, который ничего знать обо мне хочет. И так хотела сказать, как его люблю. Он снится мне по ночам, его глаза, улыбающиеся губы… Неужели, отец не видел, как я смотрю на Илью? Наверное, он был уверен, что Богданов в меня тоже влюбится? Не тут-то было. Он слишком свободолюбив. Да и любимая женщина у него есть».

А потом записи обрываются… Ева пишет, что забеременела, потом родила мальчика, открыла фонд… Ни слова больше обо мне. Зато на самом дне шкатулки лежат газетные вырезки, мои фото из красочных журналов… Она все это время следила за моей жизнью. Подпитывала свою боль новой порцией и… молчала о сыне.