Помню. Прекрасно все это помню. Только вот у меня по-другому все. Я выживу и выползу. Зубами землю грызть буду, но в любом случае, что бы ни случилось, встану на ноги. Сама.

— А как же самоуважение, мама? Гордость? Почему я его прощать должна? Почему?

— Когда жрать нечего будет, посмотрим на твое самоуважение.

— Не переживай, такого не случится. Если Антипов отберет мой бизнес, я полы мыть пойду, дворы мести, но ни за что, слышишь меня, ни за что к нему уже не вернусь и не прощу, — вскакиваю со стула.

— То есть ради гордости можно жизнь свою испоганить? Будущее?

— Странно, что ты только об этом думаешь, ма. А как же так выходит, что твой хороший Илюша ребенка другой заделал? А теперь еще и бизнес у меня отобрать хочет. Мой бренд — мое детище. И он хочет все испортить, я чувствую это. Он угрожал мне, синяки оставил, — задираю рукав домашней кофты и сую свое запястье маме в лицо.

На руке все еще красуются синяки. Ровно пять небольших точек от пальцев Антипова. На работу я ходила, замазав всю эту «прелесть» тоналкой.

Мама вздрагивает.

— Это тоже нормально, по-твоему? А когда он меня убьет, ты что говорить будешь? Как его оправдаешь?

Знаю, что преувеличиваю, но я должна до нее достучаться. Сколько можно-то? Вечно Илья, Илья… Я, блин, ее дочь, а не какой-то там Илья.

— Ты, блин, за меня должна быть. Потому что я твой ребенок. Не Илюша, а я. Ты в клочья его должна была разодрать только за то, что он посмел после всего к тебе припереться. После другой бабы, после того, как меня предал. Унизил. Растоптал. А ты…

Мама тихонько плачет. Беззвучно. Вытирает слезы, но меньше их от этого не становится.

Дрожащей рукой аккуратно сжимает мою руку над синяками. Смотрит. Всхлипывает. А я… Я добиваю. Хватит уже молчать. Пусть знает всю правду.

— И детей у меня быть не может. После аварии не может. Я предлагала твоему Илюше найти суррогатную маму или взять из дома малютки детку, но он сказал, что нам и так хорошо. На фиг ему никакие дети со мной не нужны. Зато от какой-то левой девки — пожалуйста. Что ты смотришь, мама? Что? Я теперь не женщина, по-твоему? Не человек, может? Да, не будет у меня детей. Не смогу я их выносить. Никогда! Можешь прямо сейчас в бабушки к Антиповскому отпрыску записываться, он только рад будет.

— Света…

Мама закрывает рот ладонью и не веря качает головой. Медленно оседает на край табурета.

— Что? — смотрю в окно, сложив руки на груди.

Больно. От всего происходящего сердце рвется. Кровоточит.

Господи, да она же моя мать. Почему она ведет себя как монстр?

Все детство тыкала, попрекала. Да, мы жили как нищие, но я-то в чем была виновата? Кто ее просил выходить замуж за уголовника и рожать от него детей? Кто просил жить в нашей деревне и работать за гроши?

— Доченька, я же не знала…

— А какая разница? То есть подкладывать меня под него сейчас, по-твоему, нормально? Не претит моральным принципам?

— Боже мой, боже мой…

Мама что-то тихо причитает. Не разобрать. Тру свои огненные красные щеки и возвращаюсь за стол.

— Если еще хоть раз ты будешь при мне за него заступаться, если выберешь его, а не меня, ты мне не мать. Поняла? Можешь тогда вообще забыть о моем существовании.

*Кампейн (campaign — англ. «рекламная кампания») — съемка рекламной кампании коллекции.

*Russian Fashion Week — Российская неделя моды Прет-а-порте, проходит два раза в год — в апреле и октябре. Участвуют только заинтересованные лица: дизайнеры, журналисты, редакторы глянцевых журналов, специалисты в области моды, маркетологи и продюсеры.