– Тебя только это сейчас заботит? А то, что этот мудак сказал тебе не затягивать с абортом…

– Не смей так говорить о Нике! Ты ни черта о нем толком не знаешь! С чего ты вообще решил, что я беременная? А-р-р-р… – рычала Катя, с каждой секундой выходя из себя все больше. Еще немного, и она бы просто взорвалась от клокочущих внутри эмоций.

– Что значит, с чего я решил? – сощурился Тихон, настороженно уставившись на дочь. – Мы ведь говорили с тобой… И тест этот!

– На овуляцию, папа! Я просто… А-р-р-р… В общем, у меня небольшая проблема… болячка. Ничего особенного… Вот и нужно было сделать! Как тебе только в голову пришло, что я… – Катя и краснела, и бледнела – все же нелегко было девушке обсуждать с отцом такие интимные подробности.

Тихон сглотнул. Перевел растерянный взгляд на пол, идеальную чистоту которого нарушали два грязных следа, оставленных Катькиными ботинками. Растер затылок.

– Так ты не беременная? А к врачу ты собралась…

– Папа, мне просто нужно обследоваться, чтобы назначить лечение. Всё…

Тихон качнулся с пятки на носок. Великолепно. Он просто чертов придурок! Интересно, что о нем теперь подумает Ольга? А впрочем, какая разница? Главное, что его малышка не беременная! Счастье-то какое!

– Катюш…

Губы дочки дрожали. Злость покинула тело девушки, а её место заняли обида и стыд.

– Как ты мог? Я… теперь не знаю, как в глаза им буду смотреть, и вообще… – Катя понурила плечи и опустила голову.

– Я же как лучше хотел…

– А получилось – как всегда! – снова заорала Катюха. Ну, ладно… Тут он её понимал, а потому не спешил ставить дочь на место. В конце концов, она в отца темпераментом пошла. Ему ли жаловаться?

– Слушай, дочь, – осторожно окликнул дочку Тихон, – а ты вообще как узнала-то? Этот наябедничал?

– У этого есть имя! Его зовут Николай!

– Николай? А Ник – это кличка, как у собаки?

– Ну, знаешь ли! – Катя с психом оглянулась, схватила с вешалки плащ, и хотела было уже свалить, но в последний момент её задержал Гдальский.

– Ладно… Ладно, извини. Я больше не буду.

Звучало довольно по-детски. Бредово, признаться, звучало… Но еще бредовее было бы разругаться с дочерью из-за какого-то малолетнего ушлепка. А потому ему, наверное, стоило свыкнуться с мыслью, что отныне в жизни его маленькой девочки появился другой мужчина. Первый и, скорее всего, не последний. Но это жизнь. Любому отцу рано или поздно приходится отпускать свою дочь в открытое море. Как бы это ни было тяжело.

– Он хоть как? Нормальный? Семья у него благополучная, или…

– Я его семью, в отличие от тебя, еще не видела! – съязвила Катя.

– Кать…

– Нет, ты как хочешь, но извиниться надо!

– Мне? Перед ним?!

– Перед ней!

– Перед Ольгой?

– Папа, Ник говорит, что она в полном ауте!

Гдальский хмыкнул. Да уж… в каком она была состоянии, он знал и без всяких Ников. Воочию видел. И принимал самое непосредственное участие в устранении последствий, так сказать. А ведь хорошо, что все обошлось. Так-то барышня какой-то уж слишком впечатлительной оказалась. Могла и дуба врезать. Вот бы хохма была.

– Ладно-ладно. Я ей позвоню…

– Очень мужественный поступок, – поддела дочь.

Гдальский напрягся. Вздернул широкую бровь:

– А что ты прикажешь делать?

– С претензиями ты лично явился… – пробубнила Катя, наконец, разуваясь и проходя мимо отца в комнату. Гдальский почесал в затылке. И ведь это Катюха еще не знала, с чего у них вообще с Ольгой все началось… М-да. Права его дочь. Права… По-хорошему, он Ольге не только нормальные извинения задолжал, но и ужин. Понятно, что вряд ли она теперь захочет какого-то продолжения, но вот понять – поймет. Сама ведь мать. Хоть у нее и мальчишки. А еще Тихону стало жутко интересно узнать, с чего вообще она так отреагировала. Вот он – понятно. У него девочка. С пацанов всегда меньше спроса, хотя, судя по реакции Ольги, этого и не скажешь.