Поблагодарив Елену Федоровну за обед, мы вернулись в комнату Павлика, и он стал одеваться. Собирался Корчагин долго и нудно, будто девчонка. Смотрел на градусник за окном, совещался с матерью по поводу того, что ему надеть, и несколько раз спросил меня, не сильный ли на улице ветер.

Когда мы наконец вышли на улицу, нам в лицо дунул прохладный осенний ветер. Небо грязно-серого цвета хмурилось, солнце едва проглядывало сквозь тяжелую пелену туч, а ветки наряженных в багрянец деревьев истерично трепыхались. В общем, типичный октябрьский денек.

– Чем займемся? – с опаской поглядывая на меня, спросил Павлик.

– Сейчас покурю, потом решим, – отозвался я, вытаскивая из кармана куртки отраву.

– Ты в курсе, что каждая сигарета сокращает твою жизнь на пять с половиной минут? – осуждающе произнес Корчагин.

– Ой, Павлик, давай без нравоучений! Я все знаю, вон, Минздрав уже предупредил, – я ткнул пальцем в пачку, на которой были изображены отвратительного вида легкие. Очевидно, они принадлежали заядлому курильщику.

Порой я задумывался, зачем я курю? Зависимость? Скорее всего. Мог бы я бросить? Думаю, да. Хотел ли я бросать? Наверное, нет.

Я знал, что сигареты – это наркотик, что они вредны и из-за них можно откинуть коньки раньше времени. Но, мне казалось, все эти ужасы могут случиться с кем угодно, только не со мной. Я привык к жутким картинкам на пачках сигарет и уже не обращал на них внимания.

Короче говоря, между «знать» и «понимать» есть огромная разница. Можно владеть большим количеством информации, фактами, но не осознавать их смыла и значения. Вот, наверное, почему я продолжал курить. Я знал, что это плохо, но не понимал этого.

Утолив жажду никотина, я предложил Павлику прогуляться, и мы забрели в пустой двор, где располагались неплохие турники. Повинуясь порыву, я подскочил к перекладине и выполнил на ней подъем с переворотом.

Помнится, в прошлом году мы с Севкой часами торчали на турниках, пытаясь изобразить различные штуки-трюки. Тело тут же вспомнило забытый навык.

– Ого, какой ты сильный, – восхищенно протянул Павлик и, подойдя к турнику, оперся на него.

– Чего встал? Давай подтягивайся, – скомандовал я.

– Я... Я не могу, – тихо ответил он.

– Чего? – я соскочил на землю. – Ни разу? Павлик, ну ты мужик или нет?

– При чем тут мужик или не мужик? – вспыхнул Корчагин. – Я же тебе говорил, у меня астма!

– Астма-астма, чего заладил? Отговорки это все. Даже с астмой люди раз по десять подтягиваются. Хватай давай перекладину!

– Я никогда раньше не пробовал, – неуверенно пискнул он. – Вдруг приступ начнется?

– У тебя баллончик с лекарством с собой?

Павлик кивнул.

– Ну начнется, брызнешь. Оно же помогает. К тому же, раз ты никогда не пробовал, так может статься, что турник – это прям твое, – сказал я, подходя к Корчагину. – Глядишь, накачаешься, и Наташка тебе даст.

Павлик одарил меня укоризненным взглядом.

– Только не говори, что не думал об этом. Наверняка в мыслях ты ее уже во всех позах, – расхохотался я.

– Все-все, Калашников, я согласен, – Павлик подпрыгнул и повис на турнике.

– Ну вперед! – подбодрил его я.

Но Корчагин продолжал висеть, жалобно дрыгая ногами. Видимо, именно так выглядела первая попытка подтянуться у человека, который никогда этого не делал.

– Так, все ясно, – я похлопал одноклассника по плечу. – Давай начнем с чего-то попроще.

Я подошел к самому низкому турнику, обхватил его руками и спустился вниз, вытянув ноги. Затем стал подтягиваться в такой позе.

– Вот так, понял? – спросил я, глядя на Павлика. – Раз-раз, причем стараешься подтянуться как можно выше, за подбородок.