Калашников отпустил мою руку, и я вернулась на берег. Его внимательные зеленые глаза пристально наблюдали за мной, а на губах играла легкая лукавая улыбка.
– Отвернись! Я не могу, когда ты смотришь! – скомандовала я.
– Чего не можешь? – усмехнулся он.
– Раздеваться!
– Что за бред? Я же все равно увижу тебя, пока ты будешь заходить в реку! – он рассмеялся и принялся брызгать на меня прохладной водой.
Мне ничего не оставалось, кроме как наспех скинуть одежду и побыстрее сигануть в реку, чтобы минимизировать время демонстрации своего нижнего белья Калашникову. Зайдя в воду по пояс, я хотела так же, как Ярослав, быстро окунуться и поплыть, но тело отказывалось подчиняться. Сейчас вода казалось мне ужасно холодной, и погрузиться в нее полностью было страшно.
– Села баба на горох и сказала слово «ох», – произнесла я присказку, которой в детстве учила нас с сестрами мама, а через секунду все же заставила себя сесть в воду.
Это рифма работала всегда, без исключений.
Оправившись от первого шока, я посмотрела на Калашникова и заметила ироничную ухмылку на его губах. Копна его влажных темно-русых волос блестела на солнце, а глаза и вовсе отливали изумрудным оттенком.
– Какая ты потешная, Малыгина, – бросил Ярослав, а затем нырнул в воду и поплыл, широко размахивая мускулистыми руками.
Я направилась следом. Речушка была небольшой, так что грести по большей части приходилось вдоль берега. Вода прекрасно остужала разгоряченное тело, и я чувствовала себя обновленной.
В метрах пятидесяти от того места, где лежали наши вещи, Ярослав вылез на берег и прилег на густую траву.
– Это прямо то, что доктор прописал, – довольно произнес он. – Ты как, освежилась?
Я выползла на сушу и присела рядом с ним, прижав колени к груди и обхватив ноги руками. Мне казалось, что эта поза лучше всего скрывает мою наготу, которой я почему-то очень стеснялась. Очевидно, из-за сидящего рядом зеленоглазого парня, которой беспардонно меня разглядывал.
Вдруг я начала жалеть о том, что вчера на ужин в одиночку спорола целую плитку шоколада. Неспроста Белла всегда говорит: "Все вкусняшки остаются на ляжках". Было стойкое ощущение, что мои ляжки выдают меня с потрохами. Это паранойя, или я правда поправилась?
– Ты чего такая зажатая? Расслабься, – улыбнулся Калашников и легонько дотронулся до моего плеча, как бы приглашая откинуться на траву.
От его невинного прикосновения я вздрогнула и даже зачем-то втянула живот.
Господи, да что это со мной?!
– Все, мы искупались. Ты доволен? Теперь можем идти? – положив кончик волос в рот, спросила я.
– Не будь занудой, давай еще поваляемся, – отозвался Ярослав, блаженно потягиваясь на солнышке. – Или ты куда-то торопишься?
Спешить мне было некуда, но, когда в полуметре от меня лежал парень в трусах с фигурой молодого бога, я ужасно нервничала. Напряжение сковывало по рукам и ногам, а вдоль позвоночника бежала предательская дрожь.
Будь неладен этот Калашников со своим стальным прессом, на котором, казалось, можно натереть сыр, как на терке!
– Ладно, теперь твоя очередь рассказывать о себе, – выдохнула я, пытаясь справиться со своим дурацким неврозом и призывая себя к адекватности. – Что ты любишь? О чем мечтаешь?
– Алис, я типичный детдомовец, мне нечего о себе поведать, – пожал плечами Ярослав.
– Такое чувство, что ты прикрываешься детским домом, чтобы не показывать себя настоящего, – обличительно заявила я.
– Ого, а ты психологом подрабатываешь? – с издевкой бросил он.
– Почему именно тебя направили в нашу школу? – не обращая внимания на его сарказм, продолжала я.