- Что ты не можешь? - лицом впечатываюсь в чужую старую куртку, пропахшую сигаретами, задираю подбородок. - Где твоя одежда? Вы подрались?

- Нет.

- Я же вижу.

Он молчит.

Смотрит на мой чемодан, медленно, вместе со мной, шагает к крыльцу.

- Папа где? Ты его домой отвез?

- Да.

Он берет мои вещи, забирает бутылку и со звоном швыряет ее в мусорку. Поднимается по ступенькам. Подпрыгиваю за ним, дышу паром.

- Я тебя никому не отдам, - в лифте Илья наваливается на стену, разглядывает меня, в свете лампочки выглядит еще ужаснее, весь взъерошенный, весь в крови.

Передергиваюсь. Представляю, что и папа наверняка весь побитый, и они, конечно, мужчины, но ведь это самые близкие мне люди, и тут такое.

- Вы еще помиритесь, - заверяю Илью, пальцем веду по кнопкам этажей. - Мы поженимся. И родителям придется это принять. Да же?

Он кивает.

Резко, как-то рвано, шагает на площадку, гремит ключами, отпирая замки. И грубо толкает меня в квартиру.

- Ты чего...- спотыкаюсь на разбросанной в прихожей обуви, хватаюсь за высокую железную вешалку.

Он хлопает дверью, отрезая свет подъезда, в темноте прижимает меня к стене. Чувствую его горячие губы на своих, язык врывается в рот, зубами он вгрызается в меня почти, с такой силой, как захватчик, владеет.

Шуршит одежда. 

Он рывком сдирает с меня куртку, дергает джинсы, тяжело дышит и целует-кусает, губы, шею, грудь сквозь ткань футболки. 

- Хочу тебя, - его руки сдавливают бедра, он разворачивает меня, еле увернуться успеваю, чтобы не врезаться лицом в стену.

- Илья! - приглушенно зову его, завожу руки назад, оталлкивая, мы поднимались, и я думала, что надо принять душ, ссадины его обработать, выпить вместе горячего чаю с медом, я так продрогла за несколько часов возле его подъезда.

- Хочу, - он твердит, как помешанный, и в темноте прихожей его горячее тело вжимается в мое, распяляет, его руки жадно, требовательно тянут трусики, он звонко шлепает по ягодице и быстро вжикает молнией.

Он даже не разделся, так и остался в кутрке, я сама стою в обуви, и джинсы связывают ноги у коленей, а Илья диким рывком, грубым толчком входит.

- Ира, - сквозь зубы выдыхает и ладонью упирается в стену.

С глухим стоном хватаюсь за его руку.

Снова ощущаю эту полноту, и у меня перекрывает дыхание.

Я тоже хочу.

Очень сильно.

Невозможно.

И ноги дрожат.

Он не дает привыкнуть, быстро вбивается, с оттяжкой и шлепками, держит меня за волосы и с ожесточением вколачивает в стену. Перед глазами калейдоскоп рассыпается, цветные вспышки, как куски мозаики, воедино собираются, в картинку огня. Туго сжимаю его внутри и кусаю губы, чтобы не вопить, щекой царапаюсь о штукатурку с мраморной крошкой, и в этой трепке растворяюсь, сливаюсь с ним и содрогаюсь всем телом от каждого удара горячей нахубшей плоти, я вся мокрая, я изжарюсь заживо.

Громко всхлипываю, пронзительно кричу.

- Слушай меня, - сквозь вату в ушах свое имя различаю и крепче цепляюсь в его напряженную руку. Он тянет за волосы, заставляя выгнуться, откинуться на его грудь, несколькими глубокими толчками таранит меня, и между ног нарастает пульсация, где-то на фоне звенит мой телефон, и я уже не здесь почти, ничего больше не существует, лишь его срывающийся шепот. - Твой отец не дома, Ира. Он два часа назад умер.

7. Глава 7

ИЛЬЯ

Там, на улице, утро, весь остров скоро проснется.

А здесь в углу домика полутемень, солнце не дотягивается. Стоим рядом, она тяжело дышит. Вжимаю в ее в бревенчатую стену, смотрю в лицо.

Ее губы приоткрыты, глаза расширены.

Она не дергается, не вырывается, чего-то ждет. Шевелит ногами, шорты я сдернул, она лишь в прозорачных трусиках осталась.