Он открыл глаза, в них плескалась боль. Облизнул пересохшие губы.

Я подала ему воды и помогла напиться, придерживая голову рукой. Отставила пустой стакан.

— Ты меня слышал? — спросила я. — Я сейчас позвоню в скорую и тебя отвезут в больницу. У бабушки есть домашний телефон — ты не сможешь его разломать, он на кухне.

Понимал ли он, о чём я толковала? В его глазах, затуманенных болью, я не видела отклика. Они снова меня гипнотизировали своей мшистой красотой, обволакивали и затягивали, но ответов не давали.

— Ты умрёшь, если я не позову врачей! — воскликнула я. — Умрёшь сегодня ночью! Ты это понимаешь?

Он поднял руку и положил указательный палец на мои губы. Так делают, когда хотят, чтобы человек замолчал. Но так делают только с близкими людьми, не с чужими. Я замерла от чересчур интимного жеста, по телу разлилось тепло — сладкое и будоражащее. Мне захотелось лизнуть его палец, взять в рот и обвести папиллярные линии языком.

Что происходит? Откуда эти дурацкие мысли? Человеку плохо, а у меня на уме всякие пошлости.

Стараясь не выдать замешательства, я взяла его руку и опустила поверх одеяла:

— Не знаю, кто ты такой, и почему бегал голым по лесу, но если ты просишь… — я глубоко вздохнула, — если ты просишь никому ничего не рассказывать, я сохраню твою тайну. Но знай, ты умрёшь. А у меня будут большие проблемы, просто огромные.

Он ничего не ответил. Молчал как рыба, и даже в глазах ничего не отразилось. А вдруг он не русский? Тут граница в ста километрах — возможно, он иностранец, нелегальный мигрант. В прошлом году пограничники задержали группу африканских беженцев, прорывавшихся на запад окольными путями.

Я принесла из кухни телефон и поставила на пол у дивана. Написала на первой попавшейся бумажке свой номер и имя:

— Позвони мне, если понадобится помощь. Меня зовут Ульяна. Надеюсь, я найду какой-нибудь аппарат взамен сломанного.

Он промолчал.

— А тебя как зовут? — спросила я перед тем, как уйти.

Снова молчание. И, главное, ни проблеска понимания в глазах. Это пугало. Хотя от болевого шока всякое могло быть. У него два пулевых ранения и сломана нога, в таком состоянии впасть в неадекват — это нормально.

— Хорошо, — сдалась я. — Я ухожу, но завтра утром вернусь. Постарайся не умереть до того времени.

Он даже не кивнул.

***

Дома первым делом я поспешила в ванную. Скинула одежду и встала под обжигающе горячий душ. Пока мыла незнакомца и перевязывала его раны, успела вспотеть и перепачкаться. В душе меня Марк и застал.

— Моешься? Отлично, я к тебе, — сказал он, поспешно раздеваясь. — Мне тоже не мешает освежиться.

Рубашка, носки и трусы полетели в корзину для белья. Он зашёл под душ и поцеловал меня:

— Привет, милая. Я тебе звонил, а ты трубку не брала.

— Случайно разбила телефон, — призналась я. — Выскользнул из рук и разбился вдребезги. Мне кажется, его нельзя починить. Ты не помнишь, у нас есть запасная трубка?

— Есть мой старый телефон, я тебе дам. А завтра куплю новый. Какой ты хочешь?

Он быстро и жадно целовал меня мокрыми губами и оглаживал бёдра. Наши лица заливала вода.

— Любой, без разницы. Марк, что ты делаешь?..

Член его стоял. Понятно. Я взяла его в скользкую от мыла ладонь и сделала несколько ритмичных движений. Обвела пальцами головку. Марк застонал и подался ко мне всем телом. Он был таким отзывчивым, таким чувственным в моих руках. Его удовольствие будоражило меня, а воспоминание о том, как я мыла голого парня совсем недавно, вызывало острое чувство вины. Впервые в жизни я утаила от мужа важную информацию.