Специфическая, грубоватая, но крайне привлекательная внешность. Глаза у мужчины были закрыты, но длинные пушистые ресницы слегка подрагивали.

Жив.

Я быстро оглядела его. Похоже, он получил несколько пулевых ранений и сломал ногу. Трудно было сказать точнее — растительность на теле мешала осмотру. Он был поразительно волосат: мощную грудь, руки, бёдра и голени покрывала густая поросль, а с головы ниспадала копна спутанных волос длиной до пояса. Поэтому его и приняли за животное.

Ко всему прочему на нём не было ни клочка одежды.

Красивый голый умирающий мужчина.

На вид я дала бы ему лет тридцать.

Я достала телефон. Куда звонить? В скорую, чтобы прислали машину, или в полицию? Огнестрел — это точно к полицейским. Нужно дать показания против Трефа, я же свидетельница покушения на убийство. Нельзя безнаказанно стрелять в людей и травить их, как диких зверей. Да и зверей травить нельзя! Браконьерство карается законом.

Мужчина шевельнулся и глухо застонал.

Я быстро набрала доктора Полянкина, который лечил бабушку. Первоочередная задача — обеспечить человеку врачебную помощь, а всё остальное потом. Я ещё успею заявить на Трефа и его подельников. Садисты! Устроили охоту на человека.

— Добрый день, Иван Ильич! Нет, с бабушкой всё по-прежнему, я звоню по другому поводу…

Волосатая рука проворно выхватила мой телефон и сжала с такой силой, что треснул экран. Тонкий корпус смартфона перекосился, звонок прервался.

— Что ты делаешь?! — я обернулась к раненому. — Я звоню в больницу!

У него оказались зелёные глаза — зелёные, как мох в лесу. Яркие, живые, блестящие. Я никогда не видела настолько выразительных и необычных глаз. Они затягивали и заставляли сердце замирать, как будто их владелец обладал даром гипноза или, может быть, телепатии.

Наваждение какое-то.

Я вырвала телефон из его рук и попыталась включить. Бесполезно. Аппарат безнадёжно испорчен.

— Зачем ты сломал телефон? — спросила я. — Как теперь вызвать скорую?

Он смотрел на меня несколько секунд со странным выражением — словно пытался вспомнить, кто я такая. Прямо как давешняя кассирша в магазине! Потом закрыл глаза и вырубился.

Ох! И что же делать?

И тут мне пришло в голову, что он не случайно сломал телефон. Он не хотел, чтобы я звонила врачу или кому-то ещё. Он предпочитал умереть в одиночестве на пыльной лесной дороге, лишь бы не обращаться к людям за помощью. Почему? Чего-то боялся? От кого-то скрывался? Натворил что-то страшное? Или он нудист-мизантроп, склонный к бродяжничеству?

Бросить его я не могла. Кем бы он ни был, негуманно оставлять его без помощи. Да и жаль молодого красивого мужика, у которого вся жизнь впереди. Если он поправится, конечно.

С огромным трудом, матерясь сквозь зубы, я затащила его на заднее сиденье «миника» и рванула домой. А у самого въезда в коттеджный посёлок осознала, что привезла раненого прямо в лапы убийцы.

Вот же чёрт!

Если устроить его у нас дома, то Треф быстро обнаружит недобитую жертву. Он и так следил за мной, подозревая, что я — та самая девчонка, которую он гонял в детстве. А теперь он точно от меня не отстанет: у него проснулся ко мне непреодолимый сексуальный интерес, и с этим придётся мириться.

И Марк… Как Марк воспримет появление неизвестного мужика в нашем коттедже? При всей своей доброте муж вряд ли согласится приютить его, скрывать от соседей и лечить без помощи врачей. Он сто процентов позвонит в скорую и полицию.

Что ж, другого варианта я не видела.

Я развернулась и поехала к бабушкиному дому, стоявшему на окраине Мухобора. С одной стороны к дому подступал буреломный лес, с другой — заболоченные луга, поросшие чёрной осокой и таволгой. Через пару километров начинались настоящие, непролазные топи. Клюква там росла сочная и нереально крупная, но никто, кроме бабушки, на болота не ходил. Я просила взять меня с собой, но она строго-настрого запретила приближаться к лесу и болоту.