— А это плохо, — нахмурился Дима. — Очень плохо, кушать обязательно надо.

Он озабоченно взирал на мужика, который чуть ли не ёжился от его взгляда. Дима вздохнул и пошарил в карманах куртки:

— Я тут держу всякие вкусняшки для лошадей, — он достал маленькое дикое яблочко. В наших краях такие яблоки никто не собирал, но животные падалицу ели. — Будешь?

Мужчина без сомнений схватил яблоко и вгрызся в красный бок. Во все стороны полетели брызги сока. Он прожевал и проглотил сердцевинку и с надеждой глянул на Диму. Тот ещё порылся в карманах и презентовал больному мытую, но нечищенную морковку. Тот с аппетитом сожрал и её. Я с удивлением смотрела на жующего мужика. Кто бы мог подумать, что ему хотелось моркови?

— Вот видишь, — сказал Дима, — он придерживается правильного питания. Поэтому у него такое прекрасное тело.

— Что? — невольно вырвалось у меня.

Мы же не будем обсуждать его тело?

— Он не хочет вредной пиццы, чипсов и непонятного холодца, — пояснил Дима. — Он предпочитает полезные продукты — овощи, фрукты, возможно, свежую рыбу и мясо. Я думаю, он сыроед или что-то в этом роде. Староверы часто придерживаются сыроедения, я читал об этом. Или в общине сейчас пост, и нельзя есть ничего, кроме яблок и моркови.

— И разговаривать нельзя? — с сарказмом спросила я.

— И это тоже. Откуда нам знать? Религиозные обычаи весьма разнообразны.

Дима разыскал в кармане горсточку овса и протянул на раскрытой ладони мужчине. Тот оглядел кучку и выбрал самое привлекательное зёрнышко. Закинул в рот и начал жевать, глядя в окно.

— Купи ему овощей и фруктов, — посоветовал Дима. — Самых простых, местных — не манго с маракуйей, а яблок и орехов. Фундука, например. Кедровых орешков. Мне кажется, ему понравится. Можно? — он кивнул на пиццу. — Жрать охота зверски.

— Да, конечно!

Мы сели за стол и набросились на вкуснейшую пиццу, а гость кидал на нас взгляды, в которых мне чудился упрёк. «Как можно засорять своё тело такой гадостью?». И он был прав, разумеется. Со своей староверской точки зрения.

Когда Дима ускакал на работу, я наклонилась к гостю. Поправила подушку под его широкой спиной, хотя этого не требовалось:

— Теперь я знаю, чего тебе надо, дикарь. Завтра я принесу тебе всё. Ты будешь есть свою правильную еду, яблоки и зёрнышки, и быстро поправишься. — Закончила фразу с невольной грустью: — И сбежишь от меня в лес.

Мы смотрели друг другу в глаза долго и пристально, как будто пытались прочитать тайные мысли и сокровенные желания. Внезапно он положил лапищу мне на затылок, притянул к себе и впился в мои губы.

Я словно бежала по хрупкому весеннему льду и провалилась в полынью.

Обжигающее прикосновение чужих губ, нехватка воздуха, паника и накрывающее понимание, что ничего уже не вернуть. Мне не всплыть. Всё свершилось. Меня уносило течением, затягивало в тёмные глубины, о которых я и не подозревала.

Это конец.

Его поцелуй — моя погибель.