— Посему? — лепечу занемевшим языком, догадываясь, что этот верзила неспроста напрягся при появлении белых капюшонов.

Морозко подается ближе ко мне и быстро шепчет:

— Вся эта туманная завеса их рук дело, потому я и не в силах ее укротить. Это не самый обычный туман. Когда ты его вдыхаешь, он проникает в твое тело, позволяя Брамосам буквально видеть тебя насквозь. И больше всего они не любят ложь, — тут он делает многозначительную паузу, будто мне сейчас должно стать стыдно. — Соврешь, и туман в твоем теле превратиться в едкий дым. А за компанию и в моем тоже. Так что будь другом, постарайся при них рот не открывать, — к моему удивлению все же объясняется и почти вежливо просит Морозко. — Иначе мне придется приморозить твой язык обратно.

Те удушат, этот приморозит… А я уж удивилась, что в этом обращении он обошелся без угроз. Поторопилась, видать.

Выдавливаю язвительную улыбочку:

— Не находите, что мужчинам негоже трогать языки друг друга, пусть даже и магией?

Стрельнув в меня убийственным взглядом, Морозко наконец отпускает меня и поворачивается к нашим незваным гостям:

— Брамосы, какой сюрприз! — похоже, старается звучать приветливо, но выходит чертовски ненатурально. — Какими судьбами?

— Тебе прекрасно известно, сын Вифария, что мы на своей земле, — подает голос средний капюшон, что очевидно тоже оказывается женщиной. — Почивший король сам ее нам отдал.

Вижу, как у великана почему-то сжимаются кулаки:

— Известно, — соглашается он, однако звук будто сквозь зубы сочится. — Так почему же вы дали столь благородному королю умереть на вашей земле?

— Тебе ли не знать, что нам принадлежит лишь лес. Мы не ступаем на болота.

— Не ступаете, зато силы для всего этого представления вдоволь черпаете с болот! — он размахивает руками, разгоняя вокруг себя туман, что снова норовит его облепить. — Зачем вы тогда предупредили меня о предстоящей гибели короля на болотах? Знали ведь, что я помчусь его спасать! Хотели заточить меня в мраморном склепе на эти чертовы двадцать лет? Или сколько там времени прошло? Я со счета сбился!

Ого… Судя по его словам, он был каким-то приближенным короля. И с подачи этих Туманников отправился его спасать в склеп, да сам там и слег. Жуть какая. На двадцать лет! Так вот чего он там валялся. Его заточили. Звучит ужасно. Как-то даже немного жалко стало этого злого великана.

— Наш лес – наша тюрьма, — холодно отзывается на эту исповедь второй капюшон. — Мы не вправе выходить за ее пределы. И вмешиваться в жизни людей. Так повелел сам почивший король.

— Поглядите, какие Туманники у нас послушные! — фыркает Морозко. — Короля уже с четверть века нет, а вы все подчиняетесь его приказу? Вместо того чтобы выйти на болота и освободить меня?!

— Мы бы все равно не смогли это сделать. Только Асане.

— Асане, — недобро усмехается Морозко. — Сомневаешься – используй слова на наречии известном одним Туманникам. Тогда и объяснять ничего не придется!

— Асане – это… — собирается было объяснить второй капюшон, но великан останавливает ее, поднимая ладонь.

— Довольно! Я все понял. Значит, то была месть мне. За волю короля. Чтобы я на собственной шкуре испытал, каково это оказаться запертым. Но даже не в лесу, где вы сполна черпаете энергию стихий. А в безжизненном склепе, заточенным в собственное тело?!

— Это ложь, — предупреждающе скрипит голос правого капюшона, чья фигура кажется ниже остальных.

— Он позволил вам занять лес, чтобы вы перестали докучать королевству! — неистовствует Морозко, и его голос словно от мраморных стен в гробнице, грохотом отбивается о туманную завесу. — Потому же и ограничил вас!