Дине это было только на руку. И, хоть и не сознавалась себе в этом,  каждому известии об очередных неприятностях дочери Игоря радовалась.  Даже перестала дразнить его гипотетическими внуками-мулатами.

Зато теперь она могла жить в своей, оставшейся от родителей квартире. Где все напоминает о них, особенно о маме. Где она могла делать то, что ей нравится. И могла ходить туда, куда ей нравится.

К Лоле.

***

- Малютка, ты готовишься к экзаменам? – Лола грозит Дине пальцем, пока та разливает чай.

- Конечно, Лолочка! – простодушно округляет глаза Дина.  – Как раз сейчас готовлюсь к экзамену по истории кино.  – Садится рядом, почти касаясь бедром бедра, протягивает чашку. – Какое твое любимое кино?

- Ты будешь смеяться.

- Не буду!

- Обещаешь? – Лола изволит манерничать.  – Точно-точно не будешь смеяться?

- Честно слово! – Дина прижимает руку к груди. – Я не буду смеяться.

Львица Лола на какое-то время утыкается носом в кружку  с чаем, а потом поднимает взгляд.

- В джазе только девушки.

- Обожаю!  - взвизгнула от восторга Дина, едва не обронив свою чашку с чаем. – Мэрилин – лучшая!

- Точно! – радостно подтверждает Лола.

- А мне еще очень нравится Дина Дурбин. Меня в честь ее  назвали. Мама. Это ее любимая актриса.

- Ты на нее похожа.

- Совсем не похожа, - смеется Дина.

- Ты брюнетка, как она.

- Тогда ты тоже похожа на Дину Дурбин,  - парирует Дина Ингер и кладет голову на плечо своей соседке. – А еще я очень люблю «Касабланку».

- Это где шикарный мужик  в плаще и шляпе? А я люблю «Лихорадку субботнего вечера». Как он двигается, этот парень, боги-боги!

Дина смеется, елозя щекой по его плечу.

- Что делать будем?

- Что делать, что делать… Разговор поддерживай. С остальным разберемся дома.

***

Домой Лев теперь возвращается на машине. Долгие пешие прогулки – в прошлом, так же как и поездки на такси. На прогулки нет времени, с учетом поздних визитов Дины в гримерку. Если еще и пешком домой идти – то на сон совсем времени не останется. А езда за рулем позволяет хоть что-то упорядочить в голове. Поездка по почти пустой Москве если не умиротворяет, то хотя бы примиряет. Дает передышку.

Дома быстро стянуть с себя все, прямо по дороге в душ. Встать под теплые, почти горячие, туго лупящие струи и …

- Отвернись.

- Ой, да шо я там не видела. Развлекайся, малыш.

Как долго в его жизни не было даже подобия намека на интим? Год как минимум.

В начале работы в столице его несло по бабам, как шайбу по льду. Казалось, здесь, в Москве, все другое, и женщины другие. Так и оказалось. Другие. Холодные. Расчетливые. И выморозило его. Да и сама работа в  клубе, полном под завязку любыми доступными за деньги удовольствиями, в котором буквально фонило похотью, довольно скоро пришибла собственное либидо. Оно спряталось, затаилось где-то глубоко внутри. Для раскачки образа Лолы это было даже кстати:  чем меньше мужского в себе чувствовал Лев, тем достовернее и интереснее получалась Лола. Тем большим успехом она пользовалась у публики.

В общем, все к лучшему. Было. До недавнего времени.

Изящная  темноволосая девушка с бездонными глазами своим тонким пальчиком поддела – и выдернула затолканное глубоко-глубоко либидо.

И разбудила его.

Будь оно неладно все.

Лев закрыл глаза, подставляя лицо струям. Смиряясь с неизбежным. Опуская руку к паху.

У нее невероятно красивая линия скулы. От густых тяжелых волос пахнет тонко, невесомо и кажется, что почему-то морем. Невыразимая изящность немного острых плеч и фортиссимо ключиц. И узкий, пухлый, до дрожи чувственный рот на каком-то почти по-детски невинном лице.