Дарья Волкова Львица по имени Лола
1. Эпиграф
Вот я перед вами стою. Я один.
Вы ждете какого-то слова и знанья,
А может – забавы. Мол, мы поглядим,
Здесь львиная мощь или прыть обезьянья.
А я перед вами гол как сокол.
И нет у меня ни ключа, ни отмычки.
И нету рецепта от бед и от зол.
Стою перед вами, как в анатомичке.
Учитесь на мне. Изучайте на мне
Свои неудачи, удачи, тревоги.
Ведь мы же не клоуны,
но мы и не боги.
И редко случается быть на коне!
Вот я перед вами стою. Я один.
Не жду одобрения или награды.
Стою у опасного края эстрады,
У края, который непереходим
Давид Самойлов
* - В качестве названий глав использованы фразы из песен в исполнении А.Данилко (Верка Сердючка)
2. Пролог
- ЛО-ЛА! ЛО-ЛА! ЛО-ЛА! – пьяное, но слаженное скандирование доносилось даже до гримерки.
- Выходи, - в приоткрывшуюся дверь заглянул Гаврила. – А то все разнесут.
- Подождут.
- Так разнесут же!
- Шабаш сегодня, что ли? Ведьмы и вурдалаки все у нас собрались? - презрительно. Глубокая затяжка. Пепел упал мимо пепельницы на столик.
- Не бережешь ты голос, Лола.
- Гавря, не учите жить, лучше помогите девушке материально.
Секьюрити хохотнул и дверь закрылась.
Докурить. Промокнуть полотенцем блестящее от пота лицо. Поправить лифчик, колготы, корсет. И под скандирование, к которому добавился еще и свист, выйти на небольшую сцену, под яркий свет.
- Ну что расшумелись, сладенькие? Уже нельзя отойти носик припудрить. Львица Лола снова с вами!
Скандирование перешло в восторженный вой. Началось второе отделение шоу-программы.
3. Глава 1. А я иду такая вся в дольче габана
Саксонский друг печально вздохнул мехами и запел. Спустя минуту к голосу аккордеона присоединился голос человека – бархатистый, душевный. Клуб, рассчитанный на тысячу человек, но вмещавший по случаю и полторы – замер. Наступил финал программы. И все ждали – что сегодня?
Allez venez, Milord
Зал перестает дышать. Замирает.
Vousasseoir à matable
Свет ярко отражается от страз и пайеток на платье.
Ilfaitsifroiddehors
А аккордеон все плачет о чем-то. И кто-то тоже плачет за столиком – фальшивыми пьяными слезами.
Ici, c'est confortable
А кто-то начинает подпевать. Пальцы в кружевных перчатках ласкают кнопки, легко сменяя октавы. Голоса из зала становятся громче.
А со сцены уже несется на русском:
Присядьте здесь милорд, ведь плохо одному
Последний куплет зал поет хором. И потом еще вызывает на бис. А еще, и еще. Но Львица Лола никогда не выходит на бис.
***
- Раскачала-таки зал! – ночной администратор стоит, привалившись спиной к двери. – А вялые были такие, будто зомби.
- В гробу я таких зомби… - стаскивая перчатки. – Где мой коньяк с анисовыми каплями? И кто переложил сигареты?!
- Ты уж определись – ты голос бережешь или садишь? – администратор передал пачку, лежащую на тумбе.
- Сначала траванусь, а потом лечиться буду, - с наслаждением затягиваясь. Головной убор с перьями отправляется на свое законное место, туфли сброшены под гримировальный столик. - Замок расстегни, раз все равно тут! – сигарета смешается в угол рта, а Лола поворачивается к администратору спиной.
Платье в серебряных пайетках сползает вниз.
- Кыш отсюда, стриптиза не будет.
Администратор хмыкает, но за дверь уходит.
Докурить. Снять остальное. Снять грим, намазать лицо кремом. Джинсы, футболка, кроссовки, ветровка. Глоток теплого коньяка с анисовыми каплями. Уже можно. И, черт с ней, еще сигарету.
Спустя десять минут выходит через служебный вход. Шума со стороны улицы не слышно. «Синяя каракатица» потихоньку засыпает.
Три?
Подносит запястье к глазам. Уже четвертый час ночи. Надо пройтись, иначе не уснет. Да и любить Москву можно и нужно именно в это время, только ночью. Когда в ней почти не видно людей.
***
Медленный прогулочный шаг привлек внимание.
- Эй, не хочешь развлечься?
Ответить не дали – тут же наперерез выплыла другая, в алой коже.
- Ты чего, дура, не видишь – свои! Привет, сладенький. Угостишь?
- Конечно, - кивнул Лев, протягивая пачку сигарет и бутылку с остатками коньяка. – Как вы тут, девчули?
- Как обычно, - пожала алыми лакированными плечами «ночная бабочка». - День похож на день, ночь – на ночь.
- Что, и никакого разнообразия?
Рядом с ними стала образовываться небольшая группа жриц любви – тех, кто не работал. Угощались сигаретами, коньяком. Наперебой делились новостями, сплетнями, случаями и историями из практики. Их совсем не занимал вопрос, кто этот худощавый среднего роста темноволосой и темноглазый парень, который иногда тусуется с ними, угощает сигаретами и коньяком. Сутенеры его не гоняли, он был симпатичным, с добрыми глазами и задорной улыбкой. Хочет слушать все это дерьмо – пусть слушает. Коньяк и сигареты у него хорошие.