Дичи в лесах было много. Удивительно, что при любви городских жителей к мясу здесь до сих пор остались животные. Сыновья Кловиса хвастались друг перед другом умением держаться в седле и, звонко хохоча, пускали стрелы в стволы деревьев. Филипп и Девин держались рядом с хозяином, ведя неспешную беседу, Ирфин и Валид замыкали шествие.

– Олень, олень! – вдруг крикнул кто-то из юношей.

Животное стояло на большой поляне и лакало воду из мелкой речушки. Не олень, подумал первый советник. Крохотный олененок, недавно научившийся ходить. Скорее всего, убежал от матери на поиски приключений и потерялся. Олененок поднял голову и посмотрел на Ирфина внимательными печальными глазами. Он и не думал бояться чужаков. Напротив, сделал пару неуверенных шагов в направлении охотников.

– Убей его, Ирфин! – подзадорил Филипп. – Будет нам нежная оленина на ужин!

Первый советник снял с плеча лук и наложил стрелу. Галдевшая компания мгновенно замолчала, и в навалившейся тишине раздались заливистые трели лесных птиц. Тетива издала звук, похожий на внезапно оборвавшуюся песню. Олененок топнул копытцем и пустился наутек. Стрела пролетела на расстоянии волоска от его груди. Ирфин представил, как колотится сердечко спасшегося малыша, и вознес безмолвную молитву духам леса. Слава богам, ни один из охотников не догадался пустить вторую стрелу: она точно попала бы в цель.

– Удрала оленина, – с досадой сказал один из сыновей Кловиса.

– Он же совсем малютка, – покачал головой Девин. – У меня рука бы не поднялась убить такого.

– Это животные! – возмутился юноша. – Они созданы для того, чтобы мы их ели!

– Они созданы для того, чтобы жить, точно так же как ты, – заговорил Ирфин.

Молодой человек покраснел.

– Чего только ни придумает мужчина, желающий оправдать свое поражение! – выпалил он.

Первый советник одарил юнца спокойной улыбкой, и тот, вконец стушевавшись, пустил своего коня рысью, отдаляясь от общей группы. Охотники, обсуждавшие произошедшее, оставили Ирфина позади, но в одиночестве он ехал недолго. Нагнавший его всадник осадил свою лошадь, великолепную черную кобылу с длинными точеными ногами и шелковистой гривой, и коротко свистнул, привлекая внимание.

– Почему ты не говоришь о моем позорном промахе с братьями, юноша? – спросил у него Ирфин.

Собеседник отпустил поводья и сорвал с лица кожаную маску. То была девушка, молодая, вряд ли встретившая шестнадцатую весну. Ее щеки заливал нежный румянец, а в больших карих глазах блестели слезы.

– Ты воин? – задала она ответный вопрос.