— Я была беременна, — возмущенно выдыхаю. Какая, к бесам, постель? Я же была круглая как шар, и вообще, даже мне, как волчице, понадобится пару месяцев, чтобы восстановить форму.

Но, кажется, Рамон этого не видел. Или не понимал.

— Это не отменяет твоей сексуальности, твоих взглядов, как у трепетной лани.

— Лани?!

Нет слов!

— Твоего роскошного тела, в конце концов.

Хотя вру, слова есть.

— То есть ты только сейчас заметил то, что остальные давно знали?

— Я-то сразу заметил: после той ночи и появилась наша дочь. Просто не говорил тебе. Много чего не успел сказать, — последнюю фразу он добавляет устало, если не сказать с тоской в голосе.

Он вообще выглядит уставшим, сжимает и разжимает кулаки. Но я пресекаю в себе любую попытку проникнуться его чувствами, закрываю ее, как на краник. И только сейчас осознаю, что у нашего спора о моей сексуальности множество свидетелей — попросту, все присутствующие на борту.

Бес!

— Прошу прощения, — извиняюсь перед Домиником.

— Ничего, — альфа больше не хмурится, лишь продолжает внимательно изучать меня, нас с Рамоном. — Я понимаю, что вы не успели выяснить отношения.

— У нас с ним, — киваю на Переса, — больше нет никаких отношений.

— Даже если он вернет вашу дочь?

Вопрос с подвохом, и от Доминика я такого не ожидала, но, наверное, это что-то вроде мужской солидарности. У него же тоже есть ребенок, Анхель. С поправкой на то, что своего сына он не терял!

Я предпочитаю не отвечать на провокационный вопрос и возвращаю тему на Микаэля и мое неудавшееся замужество. Точнее, если верить Мику, как раз удавшееся. Предки, как сложно!

— То есть, альфа Мик все еще считает меня членом своей стаи? И получается… вы меня увезли без его разрешения?

— Я тебя выкрал, — отвечает Рамон.

— А я помог увезти, — добавляет Доминик.

— Это же международный скандал! — У меня волосы на голове начинают шевелиться от размаха катастрофы. Что, если Вилемия объявит войну Легории? Если Микаэль объявит войну Доминику? Вызовет его на бой, а я не буду знать, за кого больше переживать! Мик тот еще эсдеринос, но эсдеринос идейный. Он же действительно считает, что поступает правильно, и у него тоже жена, дети. Если он погибнет, как я потом посмотрю в глаза Рикардо и Терри?

— Мне надо вернуться!

— К Раулю? — рычит мой истинный, но я его игнорирую.

— Все объяснить. Расторгнуть этот брак. Сказать, что ты, Доминик, и твоя страна тут не при чем.

— Ты с ума сошла, женщина? — интересуется Рамон. — Вместе с моим братом. Он тебя не отпустит, сделает все по-своему.

— Хорошо, — встречаю его яростный взгляд, — а ты чем от него отличаешься? Меня никто не спрашивал, хочу ли, чтобы мою дочь отдали на эксперименты!

Рамона перекашивает, на лице играют желваки, а затем он поднимается рывком и уходит, предположительно в сторону кабины пилотов. Смотрю ему в спину, пока он не скрывается из поля зрения.

— Венера, — зовет меня Доминик. Мне уже стыдно за свою вспышку, стыдно, что он стал ее свидетелем. Еще ужасно осознавать, что из-за меня у Доминика могут быть проблемы. У всей Легории могут быть проблемы!

— Прости меня, — говорю смущенно. Без Переса на горизонте мне не хочется крошить и ломать окружающий мир, кричать гадости. — Надо было уехать тогда с тобой.

— Я рад, что не уехала. Учитывая, как Альма хотела тебя заполучить, и как бы мне ни хотелось это признавать, я вряд ли бы обеспечил тебе настолько идеальную охрану. Хорошо, что ты смогла родить здоровую дочь. Хорошо, что осталась жива сама.

Между нами лишь столик, Доминик сидит в кресле напротив, поэтому просто протягивает мне ладонь, и я хватаюсь за нее, как маленькая девочка за отца или старшего брата. В его ладонях сила. Такая же, как в ладонях Рамона, но я гоню эту ассоциацию прочь.