— Ты этого не сделаешь, — уверенно заявил Марков, даже не подумав отпустить её, — ты слишком любишь свою дочь и не причинишь ей боли намерено, как бы на меня не была обижена.

Он был прав, но Инна не желала признавать его правоту. Ему нельзя ни в чем уступать, иначе почует слабость и усилит давление.

— Давай проверим, а? — хмыкнула Плетнёва. — Ты так уверенно говоришь обо мне, будто знаешь. Так вот, Марков, ты меня совершенно не знаешь. Та влюбленная девочка, которая была без ума от тебя, померла мучительной и долгой смертью. Ты этому, знаешь ли, поспособствовал. Перед тобой битая жизнью женщины, и ты даже не представляешь на какие мерзости мне приходилось идти в жизни, чтобы просто выжить, так не говори о том, о чем понятия не имеешь, Женечка.

Самое страшное в её ситуации, что Инна совершенно не стыдилась тех вещей, что сделала, ведь это помогло встать на ноги и достойно воспитать Лизку. Морально её перекурочило так, что ей иногда в собственную душу страшно было заглядывать. Деньги стали в один ряд с дружбой, а любовь к мужчине потеряла всяческую ценность. Плетнёва расставила приоритеты так, как считала нужным. Иногда она раздумывала над тем, что сказала бы её мать, увидев свою дочку такой… циничной и понимала, что хорошо, что мать не дожила до этого момента. Не поняла бы, не приняла. Это причиняло боль, и тем не менее меняться Инна не желала.

— Многое в тебе поменялось, конфетка, да только суть та же осталась, как бы ты сейчас не храбрилась, — ей совершенно не понравилось, как улыбнулся Евгений. Чувство превосходства буквально сквозило в каждой черточке его лица. Это откровенно бесило. Всё сильнее хотелось вцепиться в его идеальное лицо и расцарапать так, что ни один пластический хирург не смог бы помочь. Чистейшая ярость затопила её сознание. — Мне жаль, что тебе многое пришлось пережить в том числе и из-за меня, но я действительно хочу всё исправить.

Исправить… Так легко об этом говорит, будто у него в запасе волшебная палочка имеется. Как всегда, слов много, но судят-то по поступкам, а все его поступки по отношению к ней отвратительны.

— Ты не можешь ничего исправить, — медленно, словно ребёнку произнесла Инна, — пойми это. Оставь меня и моего ребёнка в покое. У тебя имеется своя жизнь, вот и живи ею!

— Да не могу я оставить вас в покое, — он выругался сквозь зубы, давая понять, что сложившаяся ситуация ему тоже категорически не нравиться. — Пойми, когда ты пришла ко мне с сообщением о своей беременности, я был на все сто процентов уверен, что не могу иметь детей!

Плетнёва недоверчиво посмотрела на него, подозревая какой-то подвох, но когда поняла, что Марков действительно имеет в виду то, что сказал, рассмеялась. Смех правда получился каким-то неестественным, насквозь фальшивым. Защитная реакция, будь она неладна. Плетнёва по жизни всегда свою боль этим смехом прикрывала.

— Марков, ты сериалов на телеканале «Россия» пересмотрел? — ехидно поинтересовалась она. — Или женских романов перечитал? Ты понимаешь, как бредово звучат твои слова?

— И тем не менее, это правда, — твердым голосом заявил Евгений. — Я до прошлого месяца был совершенно уверен, что не могу иметь детей. Собственно, в молодости у меня как раз из-за этого крыша поехала, и я начал активно прожигать жизнь, пытался что-то кому-то доказать. Чувствовал себя недоразвитым каким-то. Моя невеста недавно уговорила меня повторно пройти обследование, напирала на то, что медицина далеко шагнула вперед, а по сути никакая медицина и не нужна была. Несколько раз анализы сдавал, ответ один — абсолютно здоров. Узнав об этом, я сразу сообразил, как сильно я ошибся!