Он ошибается. Жгучее, раздирающее изнутри желание изматывает тело почти сутки. Бороться с ним бесполезно. Я проиграла в этой борьбе, толком ее не начав. Потому и прячу глаза. В них столько этого желания беснуется, что он вмиг считает, и тогда тормоза окончательно сорвет. У обоих.

Нельзя! Нам нельзя сближаться, – повторяю, как мантру, а сама прижимаюсь к нему. Слышу, как частит его сердце, и невидимые импульсы беспричинного счастья пронзают мое собственное.

Никита легонько поглаживает поясницу. Его ладонь горячая, а меня озноб пробирает. Все волоски на теле поднимаются, делая кожу пупырчатой. Это заметно, и мне неловко.

Немного отстраняюсь и кладу ладонь на его предплечье.

– Ты хотел поговорить, – напоминаю, хотя понимаю, что его фраза про «поговорить» – просто замануха, чтобы усыпить мою бдительность. Мог не стараться: она еще со вчера в отключке.

Никита прищуривается, в несколько глотков допивает виски и отпускает меня.

Идет к холодильнику, жмет клавишу ледогенератора и подставляет стакан. Кубики льда сыплются с характерным треском. Ёжусь и обхватываю себя руками. Он ушёл – и стало холодно.

Смотрю на его плечи и спину, обтянутую тонким трикотажем тенниски именитого бренда, спускаюсь взглядом ниже. Задница у него классная, конечно. И в целом фигура шикарная – идеальный перевернутый треугольник. А у Дани скорее овал. Он вроде и не толстый, но плечи покатые и бедра круглые.

– Нравлюсь? ­– спрашивает Гордиевский, развернувшись. Как будто мысли мои читает.

– Нравишься. Иначе что я тут делаю? – вздергиваю подбородок и рублю правду.

– Я тебя сюда на плече занёс, София! – звучно смеётся.

– Я позволила тебе это сделать, – спорю и улыбаюсь с хитрецой.

Он снова смеется.

– Пусть будет так. Спасибо, что позволила.

Берет бутылку, тонкой струйкой льет виски на лед в стакане. Протягивает.

– Не люблю чистый, – морщу нос и мотаю головой.

– На столе банка «Колы». Смешать?

– Думаешь, напьюсь и стану приставать?

– Было бы неплохо, – он потирает кончик носа.

Обманывает. Ему не нравятся инициативные девушки, он предпочитает доминировать. Это я точно знаю. Интересно, если сейчас разденусь, лягу и раздвину ноги – откажется? Или не упустит возможность отыметь меня?

На миг представляю себя голой на кухонном острове, и низ живота начинает пульсировать.

Чёрт! Я хочу этого. Хочу, чтобы Гордиевский меня отымел. В кухне, в спальне, на улице у машины – все равно где и в какой позе!

Беру стакан из его рук, сама добавляю газировку и пью. Жадно пью большими глотками, словно виски и кола со льдом способны потушить мой внутренний пожар.

Допив, возвращаю Никите стакан. Пока он наливает себе новую порцию, запрыгиваю на столешницу.

Он не выпустит меня, пока не получит своё. Но пусть это выглядит, как моё решение.

– Ты хотел продолжить? – спрашиваю и пускаю во взгляд поволоку.

– Даже так? – подозрительно сощуривает глаза. – То есть ты согласна?

– Тебе проще дать, Гордиевский, чем объяснить, почему «нет», – одариваю ехидной улыбочкой.

Через минуту алкоголь начнет всасываться в кровь, и я перестану думать о последствиях. Отдамся ему на этом островке, и будь что будет!

Гордиевский подходит и встает напротив. Медленно цедит чистый виски и прожигает взглядом. Губы, шея, грудь, низ живота, ноги, грудь, губы… Выжигает по фрагментам.

Странно смотрит. Не могу разгадать, что за чувства демонстрирует. От волнения под ложечкой холодок. Нервно сглатываю и ёрзаю, но продолжаю держать его тёмный взгляд.

Он ставит стакан подальше от меня, резко хватает за колени и раздвигает ноги. Ни секунды не медля, одной рукой фиксирует затылок, а вторую просовывает между ног и накрывает промежность.