– Пфф! Чем это я на него похож? Тем, что тоже тебе нравлюсь?

– У вас татуировки почти одинаковые, – смущенно косится на мою руку.

Я тоже на неё смотрю.

– Моя птичка всегда со мной. Это моя свобода.

Впереди мелькают огни придорожного ресторана.

– Нам надо поесть, – говорю тоном, не терпящим возражений, и сворачиваю к нему. – Это хороший ресторан?

– Запредельно дорогой. Тебе понравится, – хмыкает Соня.

– Вспомнила старую песню о мажоре?

– Ага, об излишне уверенном в себе Гордиевском-среднем, – открывает дверцу и перед тем, как выйти, показывает мне язык.

Она уже шагает к входу, а я никак не могу расстегнуть чертов ремень. Хрен развернешься в этой машине! Догоняю Соню у самой двери и преграждаю путь.

– А ну стой! Ты показала мне язык?

– Показала, и что? – гордо задирает подбородок и смотрит свысока.

Обхватываю ее за плечи, пока не опомнилась, сжимаю и требую:

– Еще раз покажи. Хочу получше рассмотреть…

Головой мотает и пытается вырваться.

– …Показывай, говорю! Ты ж у нас смелая.

Настаиваю, а самого смех разбирает. Она такая комичная! Глаза вытаращила, губы втянула и змеюкой извивается. Но я держу крепко и сразу двумя руками – не выскользнет. Когда устает дергаться, одной рукой беру за лицо и пальцами жму на щеки.

– Окрой рот и высунь язык. Скажи дяде «а-а-а». Давай, девочка, не упрямься! Будь паинькой!

– Извращенец! – кричит и заливается смехом.

И я с ней за компанию. Мы то ссоримся, то ухахатываемся вместе. Вот так контрастно складывается наше общение, и мне это нравится. Заводит. Ничуть не меньше, чем три года назад. А я уж думал, что после тридцати секс становится безвозвратно скучным.

В ресторане ожидаемо аншлаг, но столик для нас находят. Официант провожает через весь зал в самый дальний угол у огромного камина.

У одного из столиков Соня притормаживает, здоровается и перекидывается парой фраз на непонятном языке с пожилой семейной парой. А когда мы присаживаемся и открываем меню, натягивает учтивую улыбку и шепчет:

– Никита, прошу, сделай вид, что у нас деловая встреча. Умоляю! Исключительно деловая. Давай быстро поедим и уйдем.

Выглядит она странно. Мышцы лица скованные, глаза испуганные, голос дрожит. Я теряюсь, как расшифровать такие перемены.

– Что происходит?

– Родители Дани здесь. Смотрят на нас с подозрением. Не принято у них по вечерам ходить в дорогие рестораны с клиентами.

– Ясно, – говорю коротко. – Не мельтеши, разыграем красиво.

Достаю телефон и делаю вид, что принимаю звонок. Поднимаюсь из-за стола, показываю Соне палец, типа я на минуту, и иду к выходу, громко разговаривая по-английски с иллюзорным абонентом. У нужного столика притормаживаю, во всеуслышание решаю проблемы с поставками сырья. Четко и громко говорю, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что у нас с Птичкой чисто деловое свидание.

Через минуту возвращаюсь. Соня бьет меня ногой под столом и с невозмутимым лицом сообщает:

– Ты зря старался. Они не знают английского.

– А русский понимают?

– Нет. Надеюсь, что нет. Иначе катастрофа, – говорит и усиленно брови хмурит, но вот-вот прыснет смехом – по глазам вижу.

Она прячет лицо за высокой картонкой меню и тихонько хихикает. Я не сдерживаюсь и выдаю сдавленный смешок.

– София, нас раскроют, если ты будешь ржать втихаря, – предупреждаю и одной рукой размахиваю, типа умную вещь сказал.

– Мне надо успокоиться. Я быстро. Закажи мне артишоки на гриле, плиз. Вино не бери, только воду, – выдает Соня на одном дыхании и сбегает в туалет.

Помимо артишоков заказываю ей курицу на гриле. Одними цветочками сыт не будешь, а силы ей сегодня понадобятся. Себе беру местное блюдо, похожее на жаркое.