– Твой лосось с овощами, – сообщает коротко, закрывает дверь и уходит в дом.

Напряжение между нами зашкаливает. Документы подписаны, но как работать дальше, если мы разговаривать нормально не можем?

Об этом я подумаю завтра, когда приду в себя, – решаю и выхожу из машины, чтобы подышать воздухом, в котором не так отчётливо чувствуются следы пребывания Гордиевского.

Небо над морем рассекает огромная молния, через несколько секунд слышится раскатистый удар грома.

– Мощно! – комментирует Никита, возвращаясь к машине.

– Посверкает и стороной пройдет. Дождя не обещали, – заверяю. Никита протягивает файл с договором. Я смотрю на него и неожиданно признаюсь: – Мне сложно, Ники…

Он вопросительно ведет бровью.

– …Даже видеть тебя тяжело. Не уверена, что смогу работать. Лучше поменяй дизайнера.

– Все получится, Соня, – улыбается. – Мы просто не с того начали. Ты сходу включила деловую, бумажки достала… Бесить меня вздумала, – разводит руками, – вместо того чтобы поцеловать, как тут заведено. Дважды, правильно?..

Я смотрю на него, как на идиота. Что он такое говорит?

– …Ты же целуешься с давними друзьями при встрече? И на прощание? Мы ведь друзья? – уточняет и улыбается той обезоруживающей улыбкой, которую я помню.

Зачем-то киваю. Действительно, здесь принято целоваться в щеку не только с родственниками, но и с друзьями и просто знакомыми. Меня даже некоторые клиенты расцеловывают.

Никита делает шаг навстречу и смотрит так определенно, что у меня все внутренности скручивает и во рту пересыхает.

Никакой ты мне не друг! Не буду я с тобой целоваться! – стремительно проносится мысль, оставляя сладкое послевкусие последнего слова.

– Давай переиграем, – предлагает и чуть наклоняется.

Сердце пропускает удар. Под ложечкой холодеет, глаза застилает мутной пеленой. Никита слишком близко. Критически! Я чувствую его дыхание на губах. Отступать некуда – за спиной фиатик. Зачем я вообще вышла из машины?!

Черноту неба снова пронзает молния. Вспышка озаряет лицо Никиты, и я фокусируюсь на его зрачках. Он впивается взглядом в мои. Одна секунда этого контакта решает все.

Я сама его целую. Подаюсь вперед и прижимаюсь к твердым губам, еще не осознавая, что этим необдуманным движением вскрываю ящик Пандоры.

Никита отвечает сразу. Не давая опомниться, берет лицо в ладони и безапелляционно врывается в мой рот. Так и планировал. Этот поцелуй был неизбежен, на доли секунды я опередила его рывок.

Мы целуемся как сумасшедшие. Нетерпеливо, жадно, с языками. Тремся изголодавшимися телами, трогаем друг друга. Я впиваюсь пальцами в его плечи, он мнет мои талию, спину, бедра. Это точно не дружеский поцелуй, скорее прелюдия к сексу… по дружбе.

Тотальное напряжение этого вечера трансформируется в дичайшее возбуждение. Тело становится тяжелым и одновременно невесомым. Я земли под ногами не чувствую, но и с места двинуться не могу.

Воздух вокруг сотрясается от очередного удара грома, но его амплитуда ничто в сравнении с внутренней вибрацией моего тела. Пропускаю сквозь себя нереальные амперы. Разряд за разрядом от каждого его прикосновения.

Гордиевский завелся всерьез. Если мы сейчас не остановимся, он трахнет меня прямо на улице. Головой понимаю, что пора тормозить, но никак не могу отлепиться от него. Нравится вот так безбашенно целоваться. Словно не было этих трех лет, словно мы только что познакомились.

Внутренний стоп загорается ярко-красным, когда Никита разворачивает меня спиной к себе и укладывает на капот. Поза срабатывает, как триггер. В памяти отчётливо всплывает нормандский номер с окном на океан. Наша последняя ночь, полная откровения. Дикое, почти животное желание. Яркие, незабываемые эмоции. Я забеременела именно тогда.