Мисс Хортон хмыкнула:

– Как же, тешь себя этой надеждой, коли так хочется! Но учти, что он сам виноват в нашем «непрезентабельном», как ты говоришь, состоянии.

Даррен Спенсер и сам ощущал себя несколько обескураженным поведением графа: он повел себя с девушками просто ужасно. И намеренно, он в этом не сомневался, никого не отправил их встретить... Хотя Бартон и был предупрежден об их скором приезде.

Кольнуло острым, довольно болезненным разочарованием, вкупе с презрением, но Даррен постарался взять себя в руки и не позволить эмоциям влиять на его профессиональную деятельность.

К тому же Бартон в этот момент тронул его за плечо:

– Мистер Спенсер, господин граф желает видеть вас в кабинете для разговора.

– Благодарю, – сказал он и последовал за слугой.

И последним, что он услышал, удаляясь из холла, был шепоток Амелии Холланд:

– По крайней мере, рядом был мистер Спенсер, чтобы о нас позаботиться. Без него мы бы вовсе так и стояли на берегу!

Даррен не был уверен, не сказала ли мисс Амелия это нарочно для его уха, но все равно услышать это было приятно. Хоть кто-то оценил его помощь!

Между тем в доме, по которому слуга вел его к кабинету хозяина, наблюдались следы явного пренебрежения чистотой: пыль толстым слоем покрывала крышку от фортепьяно, каминную полку, коллекцию легкомысленных нимф в фривольных нарядах в шкафу за стеклянными дверцами. Пол, похоже, не мылся долгое время... Ковры не чистились.

Неужели граф скупился на слуг? Или... из-за отсутствия женщин в доме здесь просто некому убираться. Кошмар! Сам он не терпел беспорядка и подумал, что для того, чтобы жить в таком неухоженном доме, ему придется приложить немало усилий. Его матушка часто твердила: «Порядок в доме отражает порядок в твоей голове», и Даррен впитал это правило с малолетства. И вот этот дом...

– Вот вы и здесь, мистер Спенсер, проходите, прошу вас, – очень радушно, чем несказанно удивил Даррена, произнес хозяин имения. И указал на мягкое кресло возле себя...

Сам он сидел у камина и курил трубку. Комната утопала в клубах едкого дыма, мгновенно забившего Даррену легкие, – он закашлялся, хлопая слезящимися глазами, и подумал, что беспорядок – не самое худшее в Линдфорд-холле. Самое худшее – это табак, на который он всегда реагировал одинаково: кашлем, слезами, забитым носом, а иногда вовсе – высокой температурой.

– Что с вами? – с беспокойством осведомился граф Дерби. – Вы простудились, едва пройдясь под дождем?

– Нет, сэр, – прохрипел молодой человек, – это все трубка... Я странно реагирую на табак. Простите, пожалуйста.

– Вот незадача. – Спенсеру показалось, граф произнес это с видимым недовольством, но все-таки встал и, распахнув большое окно, за которым бушевала стихия, взмахнул руками, прогоняя клубы дыма наружу. Дождь заливал подоконник и ковер под окном, но Дерби, казалось, ничуть это не волновало. Похоже, здесь, в кабинете, ковер был дешевле того, что они с девушками залили в холле... В любом случае Даррен был благодарен за понятливость графа.

Он прохрипел:

– Благодарю, сэр. Я надеюсь, что со временем стану терпимей к этому запаху. Это все с непривычки... На острове такой чистый воздух.

Граф поджал губы и, пристукнув трубкой о подлокотник кресла, отложил ее в сторону. Что в словах Даррена ему не понравилось? Молодой секретарь внутренне сжался: прощай его должность.

А ведь все так хорошо начиналось...

– Как там девушки? – спросил его граф, уходя от темы их табачной несовместимости. – Сильно злобствуют? – И вдруг даже потеплел как-то: – Ты уж прости, что бросил тебя им на растерзание. Знаю, приятного мало!