Он с великодушным видом подвинулся, освобождая рядом с собой место.

– Некогда мне с тобой лясы точить. Говори, зачем пришел, – хмуро отозвался Вадим.

– Ты на меня не серчай за тот случай, – примиряюще начал Мишка, – каждый может ошибиться. Я вот чего: завтра у меня день рождения, так я тебя приглашаю к себе домой в пять часов. Саня тоже придет.

– Ты почем знаешь? Говорил ему уже?

– Нет, сейчас скажу, – Мишка самодовольно осклабился. – Он точно придет, куда денется.

Вадима удивил Мишкин уверенный тон, словно речь шла не о Сане, которого и силком в гости не затащишь.

– Спасибо за приглашение, – озадаченно произнес он. – Только я без Сани никуда, ты знаешь.

– Как не знать?

Мишка метнул вороватый взгляд в сторону Вадима. Какая-то невысказанная мысль кривила его обсыпанные семечной шелухой губы. Вадим подступил к нему и потребовал:

– Говори, что за пазухой держишь!

Мишка насмешливо хмыкнул:

– Не боись, ничего особенного. Смешной ты, Вадик, на самом деле. Ты вот к Сане насмерть привязался, а того не знаешь, что он тебя попросту жалеет, потому и дружит с тобой. Душа у него добрая, а то стал бы он возиться с таким воробьем, как ты.

– Это он тебе сказал? – с трудом выговорил Вадим, чувствуя, как чьято грубая невидимая рука схватила его за горло.

– Дождешься от него, как же! Саня слово молвит – рублем подарит, как наши бабули говорят. Только и без слов всем ясно, что взял он тебя под свое крыло по причине твоей жалкой наружности. Он у нас с малых лет сердобольный, ни одного щенка не пропустит.

Вадим после случая с конфетами дал себе слово никогда больше не плакать. Он зажмурился до искр в глазах, глубоко вздохнул, потом произнес без всякого выражения:

– А тебе-то что за печаль? Ты затем сюда явился, чтобы все это мне высказать?

– Да так, к слову пришлось, – лениво процедил Мишка, – хотел тебя предупредить, чисто по-дружески. Плохо ведь, когда думаешь одно, а на самом деле совсем другое. А приглашение мое остается в силе, на полном серьезе. Ну, я пошел. Надо еще к Сане заскочить.

Он повернулся и удалился своей расхлябанной походкой, оставив Вадима полностью раздавленным и униженным. Сдерживаясь изо всех сил, чтобы не заплакать, отравленный страшными подозрениями, Вадим понуро повлекся по песчаной косе к монументу. Теперь он вновь казался себе смешным и нелепым. Мишка прав: с какой стати Сане, которого все любят и уважают, а некоторые даже боятся, с которым дружить будет счастлив любой, стоит ему только захотеть… так вот, с какой стати Сане дружить с неловким, слабым и ничтожным Вадимом? Он и раньше никому не был нужен, потому что нет в нем никаких достоинств, одни только вопиющие недостатки, и Саня, конечно, не слепой, чтобы их не замечать.

Он сел на ступеньку у подножия памятника, лицом к пламенеющему закату. Низкое солнце роняло кровавые слезы в безучастно застывшую реку. Думать он не мог: было слишком больно. В голове – сплошная вязкая вата, откуда-то издалека нарастал пульсирующий гул, перешедший в частый стук – все громче и громче, все ближе… не стук это, а быстрый топот ног! Саня встал перед ним – стройный живой мальчишка с пытливыми глазами.

– А ну выкладывай, что тебе Мишка наплел! Все вижу, не отвертишься! – задыхаясь от стремительного бега, выпалил он.

Вадим с неизбывной тоской вперился взглядом в тлеющий горизонт и молчал.

– Будешь отвечать или нет? – настойчиво допытывался Саня. – Вадим, ты мне друг?

– Не знаю, – с глубоким унынием проговорил тот, – Мишка сказал, что ты дружишь со мной из жалости.

– Ну ты дурак! – возмутился Саня с каким-то растерянным изумлением. – Я с тобой дружу, потому что ты умный, мне с тобой интересно, потому что ты меня понимаешь и чувствуешь все, как я. Чего мне тебя жалеть? Ты инвалид, что ли?